Я подняла свой бокал и выпила вино. Похлопала рукой по постели рядом с собой.
— Садись сюда, — предложила я. — И… — Я запнулась в поисках более или менее нейтральной темы разговора, которая сняла бы неловкость от неизбежных мыслей о предстоящей близости, — и расскажи мне о своей семье. Где ты рос?
Постель заметно опустилась под тяжестью тела Джейми, и я уперлась рукой, чтобы не скатиться на него. Он уселся достаточно близко от меня: рукав его рубашки прикасался к моей руке. Я положила ее ладонью вверх себе на бедро, и Джейми, усевшись, естественно взял ее своей рукой. Мы откинулись к стене, ни он, ни я не опустили глаз, но оба мы чувствовали, что этот жест как бы связал нас воедино.
— Ну, так с чего же мне начать?
Джейми уложил на стул свои отнюдь не маленькие ноги и скрестил их в лодыжках. Мне стало немного забавно, когда я распознала в эту минуту в нем типичного шотландского горца, готового пуститься в разбор, медленный и неторопливый, сложного сплетения семейных и клановых взаимоотношений, которые составляют неизбежный фон любого сколько-нибудь значительного события в горной Шотландии. Мы с Фрэнком провели один из вечеров в пабе, просто зачарованные разговором между двумя чудаками, в котором ответственность за разрушение какого-то старинного амбара восходила к запутанной междоусобице, ведущей начало, если я правильно поняла, с 1790 года. С ощущением небольшого шока, к которому я уже начала привыкать, я вдруг осознала, что эта междоусобица, происхождение которой терялось для меня в тумане времен, теперь еще не началась. Усилием воли подавив сумятицу, начавшуюся у меня в мозгу при этой мысли, я заставила себя сосредоточиться на том, о чем повествовал Джейми.
— Мой отец был из Фрэзеров, это уж само собой разумеется. Младший сводный брат нынешнего владельца Ловата. А моя мать была Макензи. Ты знаешь, что Колам и Дугал мои дядья?
Я кивнула. Сходство было достаточно определенным, несмотря на различие красок. Широкие скулы и прямой нос со спинкой, узкой, словно лезвие ножа, — несомненное наследие Макензи.
— Ну так вот. Моя мать приходилась им сестрой, а кроме нее были еще две сестры. Моя тетя Джанет умерла, как и моя мать, а тетя Джокаста замужем за двоюродным братом Руперта и живет возле озера Эйлин. У тети Джанет было шестеро детей, четыре сына и две дочери, у тети Джокасты детей трое, все девочки, у Дугала четыре дочери, а у Колама один только маленький Хэмиш. У моих родителей нас было двое, я и моя сестра, которую назвали Джанет в честь моей тетки, но дома мы ее всегда называли Дженни.
— Значит, Руперт тоже из рода Макензи? — спросила я, стараясь не перепутать, кто есть кто.
— Да. Он… — Джейми минутку подумал. — Он приходится Коламу, Дугалу и Джокасте двоюродным братом, значит, мне он троюродный брат. Отец Руперта и мой дедушка. Джейкоб были братьями, стало быть…
— Подожди. Не надо углубляться дальше, иначе я совсем запутаюсь. Мы даже не добрались еще до Фрэзеров, а я уже потеряла счет твоим кузенам.
— Ммм… — Джейми потер подбородок, что-то соображая. — что касается Фрэзеров, тут дело посложнее, потому что мой дед Саймон был женат трижды, и у моего отца было два выводка сводных братьев и сестер. Давай остановимся пока на том, что у меня шестеро живых дядьев Фрэзеров и три тетки, а пересчитывать двоюродных братьев и сестер не будем.
— Да, уж пожалуйста, —сказала я и наклонилась, чтобы налить нам обоим еще вина.
Как выяснилось из дальнейшего, земли кланов Макензи и Фрэзеров имели на некотором расстоянии общую границу, она начиналась у морского побережья и тянулась до нижнего конца озера Лох-Несс. Эта граница, как, впрочем, и многие другие границы, не была нанесена на карту и представляла неопределенную по очертаниям линию, передвигаемую то туда, то сюда в зависимости от времени, обычая и союзнических отношений. Возле этой границы, у южного окончания земель Фрэзеров, находилось небольшое владение Брох Туарах, собственность Брайана Фрэзера, отца Джейми.
— Земли там достаточно, земля хорошая, и рыбная ловля прекрасная, и порядочный участок леса для охоты. Там примерно шестьдесят небольших ферм, а еще маленькая деревушка Брох Мордха, так она называется. Есть, конечно, помещичий дом, вполне современный, — не без гордости сказал Джейми, — ну и старый дом, в котором держат скотину и зерно, а не живут. Дугал и Колам не хотели, чтобы их сестра выходила за Фрэзера, и настояли на том, чтобы она не жила на земле этого клана, а получила свободный участок. Поэтому Лаллиброх, как называют это место тамошние жители, был передан по акту моему отцу, но в акте оговорили, что земля может перейти только к потомкам моей матери Эллен. Если бы она умерла бездетной, земля вернулась бы назад лорду Ловату после смерти моего отца, даже если бы у него родились дети от второго брака. Только отец не женился во второй раз, а я сын моей матери. Значит, Лаллиброх принадлежит мне.
— Но ты, кажется, вчера говорил мне, что у тебя нет никакой собственности.
Я снова глотнула вина и нашла его превосходным; чем больше я его пила, тем оно становилось лучше. Наверно, стоит остановиться.
Джейми повел головой из стороны в сторону.
— Да, эта земля точно принадлежит мне. Дело только в том, что; теперь мне нет от этого никакого прока, ведь я не могу там жить. — Он произнес эти слова с виноватым видом. — И то, что за мою голову назначена цена, не самая главная из причин.
После того как Джейми покинул Форт-Уильям, он находился в доме Дугала, Беаннахде (он перевёл мне это название, оно значит «Счастливый»), поправляясь от своих ран и от вызванной ими лихорадки. Оттуда он уехал, во Францию и провел два года, сражаясь в рядах французской армии на границе с Испанией.
— Ты провел два года во французской армии и остался девственником? — выпалила я в полном недоверии.
На моем попечении находилось некоторое количество раненых французов, и я весьма сомневалась, что галльское пристрастие к женскому полу претерпело существенные изменения за двести лет.
Уголок рта у Джейми дернулся, и он покосился на меня.
— Если бы ты, Саксоночка, видела, какие шлюхи обслуживали французскую армию, ты бы поверила, что я не могу дотронуться до такой женщины, не говоря уж о том, чтобы лечь с ней в постель.
Я задохнулась от смеха, поперхнулась вином, закашлялась и не могла остановиться до тех пор, пока Джейми не похлопал меня по спине. Отдышавшись, вся красная, я попросила Джейми продолжить рассказ.
Оказалось, что он вернулся в Шотландию год с чем-то назад и полгода после этого жил в одиночестве либо водился с бездомными скитальцами, людьми без клана, без роду-племени, которые бродили по, лесам, питаясь чем попало, и при случае угоняли чужой скот.
— А потом кто-то ударил меня по голове топором или чем-то вроде, — весь передернувшись, продолжал Джейми. — О следующих за этим случаем двух месяцах я могу рассказывать только со слов Дугала, потому что сам я ничего не помню.
Во время нападения на Джейми Дугал находился в поместье поблизости. Друзья Джейми сообщили Дугалу о случившемся, и тот сумел переправить племянника во Францию.