— Какая же?
— Что, в случае чего, ты и меня тоже будешь оплакивать, — еле слышно произнес он.
Я вжалась лицом в его грудь, слова звучали приглушенно.
— Я не буду оплакивать тебя потому, что не придется. Не собираюсь терять тебя, слышишь? — Тут меня осенила одна мысль, и я подняла на него глаза. — Ты ведь не думаешь, что я хочу вернуться, а? Не смей так думать только потому, что я иногда вспоминаю Фрэнка!
— Нет. — Он произнес это быстро и тихо и еще крепче сжал меня в объятиях. — Нет, — повторил он еще тише. — Мы принадлежим друг другу, ты и я, и ничто на свете не в силах нас разлучить. — Он погладил меня по волосам. — Помнишь, как я поклялся в день нашей свадьбы?
— Да, кажется. «Плоть от плоти моей, кровь от крови…»
— И я отдаю тебе свою плоть, чтоб мы могли стать единым целым, — закончил он. — Я собираюсь сдержать эту клятву, Саксоночка! И ты тоже. — Он бережно повернул меня к себе лицом, ладонь с нежностью опустилась на слегка округлившийся живот. — Кровь от крови, — прошептал он, — и плоть от плоти. Ты носишь меня в себе, Саксоночка, и ты не можешь, не в силах оставить меня, что бы ни случилось. Ты моя, вся и навсегда, хочешь ты того или нет, хочешь ты меня или нет! Моя, и никуда я тебя не отпущу.
Я положила руку поверх его ладони и сжала.
— Да… — тихо пробормотала я. — И ты меня не оставишь тоже.
— Нет. — Он улыбнулся. — Поскольку уж придется держать эту клятву до конца, до самого последнего ее слова. — Он обнял меня, склонил голову и прошептал в самое ухо в темноте, я ощущала на лице его теплое дыхание. — И мы будем вместе, пока не разлучит нас смерть!
— Кто этот странный маленький человечек? — с любопытством спросила я Джейми. Человек, о котором шла речь, медленно прокладывал себе дорогу среди гостей, собравшихся в главном зале особняка де Роханов. Останавливался на секунду-другую, окидывал группу гостей критическим взглядом, затем или пожимал худенькими плечиками и шел дальше, или подходил к мужчине или даме, что-то подносил им к лицу и выпаливал какую-то команду. Чем бы он там ни занимался, но, похоже, действия его очень веселили публику.
Прежде чем Джейми успел ответить, человечек, низенький, худенький и морщинистый, в сером саржевом костюме вдруг увидел нас, и лицо его просияло. Он накинулся на Джейми, как какая-нибудь маленькая хищная птичка кидается с высоты на крупного, но тем не менее испуганного кролика.
— Пойте! — скомандовал он.
— Что? — растерянно моргая, Джейми с удивлением глядел сверху вниз на крошечную фигурку.
— Я сказал: пойте, — терпеливо ответил человечек. И с восхищением ткнул Джейми в грудь морщинистым кулачком. — С такой грудной клеткой мы будем иметь такой резонанс! Какие объемы!..
— Да, объемы у нас имеются, — весело заметила я. — Стоит ему разозлиться, и голос слышен за три квартала.
Джейми сердито зыркнул на меня глазом, а человечек гак и кружил возле, измеряя ширину спины, похлопывая по плечам и другим частям тела, словно дятел, долбящий высокое мощное дерево.
— Но я не умею петь, — запротестовал муж.
— Ерунда, ерунда! Конечно, умеете! Приятным бархатным баритоном, — с восхищением бормотал человечек. — Великолепно! Просто превосходно! Вы как раз то, что я ищу! Вот… Сейчас я помогу вам. Попробуйте повторить эту ноту.
С этими словами он проворно выхватил из кармана маленький камертон, стукнул им о колонну и поднес к уху Джейми.
Джейми закатил глаза к потолку, затем, пожав плечами, послушно пропел ноту. Человечек отпрянул, будто его подстрелили.
— Нет… — пробормотал он, словно ушам своим не веря.
— Боюсь, что да, — с сочувствием заметила я. — Он вам не врал. Он действительно совсем не умеет петь.
Человечек обиженно покосился на Джейми, затем снова стукнул камертоном и поднес к его уху.
— Попробуйте еще раз, — крякнул он. — Просто прислушайтесь, а потом выдайте тот же звук.
Мой терпеливый муж внимательно прислушался к ля, исходившему от камертона, затем пропел, изобразив нечто среднее между ми-бемоль и ре-диез.
— Нет, это невозможно! — воскликнул уже окончательно разочарованный человечек. — Так фальшивить нельзя даже нарочно!
— Как видите, можно, — весело ответил Джейми и вежливо поклонился человечку. К этому времени вокруг нас уже собралась небольшая кучка любопытных. Луиза де ла Тур славилась как превосходная хозяйка, и ее салон привлекал сливки парижского общества.
— Он может, — уверила я нашего собеседника. — Он абсолютно лишен слуха.
— Да, вижу. — Человечек был совершенно убит этим обстоятельством. Затем глаза его оживились — он начал присматриваться ко мне.
— Нет, только не я! — со смехом воскликнула я.
— Но не можете и вы, мадам, тоже страдать отсутствием слуха! — Глаза его сверкали, как у змеи, гипнотизирующей птичку. Он приближался ко мне, держа в руке камертон, который в этот момент больше всего походил на раздвоенное жало.
— Погодите! — Я, защищаясь, вытянула руку. — Позвольте сперва узнать, кто вы.
— Это герр Иоганн Гертсман, Саксоночка. — Джейми поклонился человечку. — Учитель пения его величества. Позвольте представить вам мою жену, герр Гертсман. Леди Брох Туарах. — К этому времени Джейми знал при дворе каждого человека, даже самого ничтожного.
Иоганн Гертсман… Ну конечно! Я различала еле уловимый акцент в его беглом аристократическом французском. Немец или австриец?..
— Я организую небольшой любительский хор, — объяснил учитель пения. — Голоса не обязательно должны быть хорошо поставленными, но сильными и искренними. — Он снова бросил разочарованный взгляд на Джейми. Тот ответил ему ухмылкой. Потом взял из рук Гертсмана камертон и поднес мне.
— Ну, так и быть, — согласилась я и пропела.
То, что все услышали, похоже, настолько взбодрило rep-pa Гертсмана, что он, убрав камертон, пристально уставился мне в лицо. Парик был ему великоват и слегка съехал на ухо. Он небрежно сдвинул его назад и сказал:
— Отличное звучание, мадам! Очень, очень недурно! Возможно, вам знакома эта мелодия из «Бабочки»? — Он пропел несколько тактов.
— Ну, по крайней мере, слышала, — осторожно ответила я. — Гм, мелодию, во всяком случае. А слов я не знаю.
— О! Нет проблем, мадам! Ведь в хоре вы просто…
Тут я обнаружила, что он крепко держит меня за запястье и тащит куда-то в дальнюю комнату, откуда доносятся звуки клавесина. При этом герр Гертсман неумолчно жужжал мне что-то в ухо, словно обезумевший шмель.
Я бросала беспомощные взгляды на Джейми, но тот только усмехнулся в ответ и прощальным жестом поднес к губам бокал, а затем вступил в беседу с месье Дюверни-младшим, сыном министра финансов.