— Мы можем сказать им, чтобы пришли попозже, — с улыбкой ответила она.
Джондалар от души расхохотался:
— Да, я думаю, ты вполне способна на такое!
— А почему бы и нет, ведь ты подал мне знак, разве не так? — сказала она с озорной усмешкой.
— Подал знак?
— Ну помнишь, ты объяснял мне, какой знак подает мужчина женщине, когда желает разделить с ней Дары Радости? Ты говорил, что я всегда смогу догадаться о твоем желании, если ты начнешь целовать и ласкать меня. А сейчас ты именно это и сделал. А как ты знаешь, женщины Клана не могут отказать мужчине.
— Неужели они действительно никогда не отказывают? — спросил он, усомнившись в такой покладистости женского пола.
— Так их воспитывают, Джондалар. Именно так ведет себя воспитанная женщина Клана, — ответила Эйла исключительно серьезным тоном.
— Гм-м-м… То есть ты имеешь в виду, что выбор за мной? Если я сейчас скажу, что мы останемся здесь и разделим Дары Радости, то ты заставишь всех Мамутои подождать, пока мы не закончим. — Джондалар старался говорить серьезно, но в глазах его горели веселые огоньки, он явно наслаждался этой милой интимной игрой.
— Конечно, только если ты подашь мне знак, — ответила она в той же манере.
Он обнял и вновь поцеловал Эйлу, наслаждаясь нежностью ее теплой кожи и чувствуя, как по ее телу пробегает волна ответного желания. Джондалар уже хотел было уточнить, пошутила она насчет задержки ритуала или говорила вполне серьезно, но потом с большой неохотой решил все-таки подождать до ночи и выпустил Эйлу из своих объятий.
— Придется мне пока укротить свои желания, — сказал он. — Но тебе лучше поскорее одеться, чтобы не соблазнять меня. Да и народ скоро начнет собираться. Ты выбрала себе наряд?
— В общем-то выбирать особенно не из чего. У меня нет праздничной одежды. Среди моих вещей есть только несколько накидок, что я носила в Клане, да та одежда, что я сшила по образцу твоей. Правда, есть еще пара узких кожаных штанов… Конечно, мне хотелось бы надеть что-то понаряднее. Диги показывала мне, что она собирается надеть. У нее такой красивый наряд, я никогда не видела ничего подобного. Кстати, она дала мне одну из своих… расчесок, увидев, что я начала расчесывать волосы ворсянкой, — сказала Эйла, показывая Джондалару довольно массивную, сходящуюся на конус расческу, вырезанную из бивня мамонта, узкий конец которой был обмотан ремешком из сыромятной кожи и служил в качестве ручки. — Диги также дала мне, несколько украшений из костяных бусин и маленьких раковин. Она обычно украшает ими волосы, и я, наверное, сделаю точно так же.
— Пожалуй, я пойду, не буду мешать тебе одеваться, — сказал Джондалар, подняв край полога. Перед уходом он склонился и опять поцеловал Эйлу. Кожаный занавес вновь опустился, и Джондалар постоял возле него, обводя рассеянным взглядом помещение очага Мамонта, затем на лице его появилось выражение хмурой сосредоточенности. Как бы ему хотелось оказаться сейчас наедине с Эйлой и ни о ком больше не думать. Если бы они остались жить в ее долине, то могли бы полностью распоряжаться собой. И ей не пришлось бы готовиться к вступлению в племя Мамутои, которое живет так далеко от его родного дома. Что, если она захочет навсегда остаться здесь? У него возникло тревожное предчувствие, говорившее ему, что сегодняшний вечер перевернет всю их жизнь.
Он собрался было выйти из дома, но Мамут, перехватив его тревожный взгляд, поманил Джондалара к себе. Высокий молодой мужчина медленно подошел к не менее рослому старому шаману.
— Если ты не занят, то я попросил бы тебя кое-что сделать, — сказал Мамут.
— С удовольствием. Чем я могу помочь? — спросил Джондалар. Мамут показал ему четыре длинных кола, лежавших у стены на скамье, где хранились вещи шамана. При ближайшем рассмотрении Джондалар понял, что они были сделаны не из дерева, а из бивня; изогнутые бивни обработали таким образом, что они стали ровными и прямыми. Затем старик взялся за рукоятку массивной каменной кувалды и передал ее Джондалару, который с удивлением разглядывал этот увесистый инструмент, показавшийся ему на редкость необычным. Во-первых, это орудие было полностью покрыто кожей. Повертев в руках каменную насадку, Джондалар заметил, что всю ее поверхность прорезал спиральный желобок, по которому был проложен гибкий ивовый прут, оплетавший также и костяную рукоятку. Весь инструмент был обмотан влажной грубой кожей, которую предварительно просто чисто выскоблили. После высыхания эта сыромятная кожа сжалась и теперь туго обхватывала как каменную головку, так и рукоять, надежно соединив их в единое целое.
Шаман подвел его к очажному кругу и, откинув циновку, показал на отверстие, имевшее примерно шесть футов в диаметре, которое было заполнено камешками и костными обломками. Очистив это неглубокое отверстие, Мамут велел Джондалару принести один из костяных кольев, и они опустили его конец в дырку. Мамут держал кол, следя, чтобы он стоял вертикально, а Джондалар каменной кувалдой забивал вокруг кости и камни. Укрепив таким образом первый кол, они установили и остальные, выстроив дугообразную линию, отклонявшуюся от очажного круга.
Затем старец принес какой-то длинный сверток и осторожно, почти с благоговением развязав его, вынул оттуда аккуратно скрученный рулон тонкого полупрозрачного материала, по качеству сходного с пергаментом. Когда материал был раскатан, то Джондалар увидел, что на нем изображены несколько фигурок животных, среди которых он заметил мамонта, разных птиц и пещерного льва, а кроме того, многочисленные геометрические символы. Мамут показал Джондалару, как надо укрепить этот материал на костяных кольях, и в итоге за очагом была установлена полупрозрачная разрисованная ширма. Джондалар отступил на пару шагов, чтобы оценить общий эффект, а затем с любопытством пригляделся к качеству самого материала. Такими же полупрозрачными обычно становились кишки животных после того, как их очищали и высушивали, но эта ширма была несколько иного качества. Ему показалось, что он догадался, из чего она сделана, но уверенности не было.
— Ведь эта ширма сделана не из кишок, правда? Чтобы получить такое большое полотно, их пришлось бы сшивать, а она сделана из цельного куска. — (Мамут согласно кивнул.) — Тогда это может быть тонкий нижний слой шкуры, который вам удалось снять цельным куском. Должно быть, это было огромное животное. Старик улыбнулся.
— Мамонт, — сказал он. — Это была огромная белая самка мамонта.
Глаза Джондалара изумленно расширились, и он вновь с благоговением взглянул на полупрозрачную ширму.
— Каждая стоянка Мамутои получила часть добычи, поскольку белая мамонтиха испустила дух во время главной охоты Летнего Схода. Большинство стоянок хотели получить что-нибудь белое. А я попросил этот внутренний слой шкуры. Ее очевидное могущество открывается далеко не каждому, но я полагаю, что именно благодаря своей полупрозрачности она обрела особую силу. Отдельные кусочки меховой шкуры не могут иметь такой силы, а это тонкое кожаное полотно содержит внутреннюю сущность целого.
Бринан и Кризавек, гонявшиеся друг за другом по центральному проходу между очагами Зубра и Журавля, вдруг влетели в помещение очага Мамонта. В пылу игры они уже сцепились в клубок и едва не врезались в эту тонкую ширму, но Бринан вовремя заметил худощавую ногу, преградившую им путь, и мальчики замерли. Подняв голову и увидев разрисованную мамонтовую шкуру, оба они испуганно ахнули и поглядели на Мамута. Джондалару показалось, что лицо шамана осталось совершенно невозмутимым, но мальчишки, одному из которых было семь, другому восемь лет, возможно, оценили его иначе. Опустив глаза, они быстро поднялись на ноги и, осторожно обойдя ширму, удалились в сторону первого очага с таким виноватым видом, словно только что получили большой нагоняй.