— Теперь он получил имя по обряду Клана, — объяснила Эйла, — но ему также необходим тотем, который поможет ему найти дорогу в мир Духов. Я не знаю его тотема, поэтому поделюсь с ним моим тотемом, Духом Великого Пещерного Льва. Это очень сильный и могущественный тотем, но он достоин его.
Эйла обнажила худенькую правую ногу Ридага и, зачерпнув красной мази, провела на его бедре четыре параллельные линии. Поднявшись с колен, она торжественно сказала:
— Дух Пещерного Льва, этот мальчик, Ридаг, передается под твою защиту. — Эти слова она также сопровождала жестами Клана. Затем она плавным движением надела на шею мальчика висевший на круговом шнурке амулет. — Теперь Ридаг принят в Клан, — сказала Эйла, горячо надеясь, что это действительно так.
Эйла заранее выбрала место для могилы Ридага в стороне от лагеря, и Волчья стоянка удовлетворила просьбу Львиной стоянки, разрешив похоронить его там. Неззи завернула маленькое закоченевшее тело в накидку Дарка, и Талут поднял мальчика и отнес к месту захоронения. Опуская сына своего очага в неглубокую могилу, он плакал от горя и не стыдился своих слез.
Члены Львиного стойбища стояли вокруг этой узкой впадинки, лишь слегка заглубленной в землю, и смотрели, как в могилу укладывают ряд традиционных вещей. Неззи принесла чашу с едой и поставила ее в изголовье. Лэти добавила его любимый костяной свисток. Трони принесла нить погремушек, которую он сделал из оленьих позвонков прошедшей зимой на Львиной стоянке для развлечения малышей. Он очень любил играть с детьми и относился к этому занятию с большой серьезностью, поскольку это было одно из немногих полезных дел, которые были ему по силам. Неожиданно к могиле подбежала Руги и бросила в нее свою любимую куклу.
По сигналу Эйлы все обитатели Львиной стоянки взяли по камню и положили их на завернутую в накидку фигуру — это было началом его погребальной пирамиды. И только после этого Эйла начала проводить погребальный обряд. На сей раз она не стала ничего объяснять, считая, что его назначение и так достаточно понятно. Воспроизводя движения, которые делал Креб перед могилой Изы и которые она уже однажды повторила перед могилой Креба, обнаружив его после землетрясения в обвалившейся пещере, Эйла исполняла некий ритуальный танец, и каждая его поза имела особый смысл. Никто из присутствующих никогда не видел более красивого Погребального ритуала и даже не догадывался, в какую седую древность уходят его истоки.
Эйла не стала упрощать образный знаковый язык теми разговорными словами, что выучила на Львиной стоянке. Сейчас она говорила только на том сложном и богатом языке Клана, в котором каждое движение, жест и поза передавали малейшие нюансы смысла. Естественно, даже сама Эйла не знала значения многих ритуальных поз — к этим знаниям приобщались только посвященные мог-уры, — однако среди них было и много знакомых понятий, часть из которых была также известна и обитателям Львиной стоянки. Они могли понять сущность ее молчаливого разговора с духами, сознавая, что этот ритуал помогает человеку найти путь в иной мир. Всем остальным Мамутои казалось, что Эйла просто исполняет некий утонченный, но очень выразительный танец, включающий множество удивительных поз, жестов и движений. Ее молчаливый, грациозный ритуал пробудил в них чувства любви и утраты, печали и надежды, связанные с таинственным потусторонним миром.
Джондалар был совершенно потрясен. Как и все обитатели Львиной стоянки, он даже не пытался сдержать слезы. Глядя на ее красивый танец, он вспомнил те времена, когда жил в ее долине — казалось, что с тех пор прошла целая вечность, — и когда она однажды пыталась рассказать ему о чем-то с помощью таких же изящных движений. Тогда он не знал, что это был язык Клана, но чувствовал, что ее выразительные жесты имеют некий скрытый смысл. И теперь, зная гораздо больше, он удивлялся тому, сколь многое ему еще неведомо, и восхищался красотой движений Эйлы.
Он помнил их первую встречу, когда Эйла, следуя традициям Клана, сидела перед ним на земле, скрестив ноги и покорно опустив голову, ожидая, когда он коснется ее плеча. Даже когда она научилась говорить, то все равно иногда садилась в такую позу. Это всегда смущало его, особенно после того, как он узнал о языке Клана, правда, она объяснила ему, что пользуется им потому, что ей не хватает слов. Джондалар невольно улыбнулся. С трудом верилось, что когда-то она не умела говорить. Сейчас она свободно владеет двумя языками: Зеландонии и Мамутои — а вернее, тремя, если учесть язык Клана. Кроме того, ей удалось выучить много слов языка Сангайи за то короткое время, что Львиная стоянка гостила у них.
Наблюдая за тем, как она исполняет ритуал Клана, Джондалар, охваченный воспоминаниями об их уединенной жизни в долине, о временах их безмятежной любви, осознавал, что только Эйла могла бы сделать его жизнь счастливой. Однако поблизости от нее стоял Ранек, не менее очаровательный, чем сам Джондалар. Этот темнокожий мужчина невольно попадался ему на глаза каждый раз, когда он смотрел на Эйлу.
Внезапно все собравшиеся у могилы удивленно повернули головы, услышав звуки ритуального барабанного боя. Марут, барабанщик, сходил в Дом Музыки и вернулся обратно со своим мамонтовым барабаном. Похороны Мамутои обычно проходили под музыкальное сопровождение, но эти звуки резко отличались от традиционных мелодий Мамутои. Марут исполнял ту особую аритмичную и на редкость захватывающую музыку Клана, которой его научила Эйла. Затем бородатый музыкант Манен начал наигрывать на флейте ту мелодию, что насвистывала Эйла. Эта музыка каким-то невероятным образом сочеталась с движениями ритуала, исполняемого этой женщиной, и сам танец казался таким же утонченным и ускользающим, как этот музыкальный ритм.
Эйла уже почти закончила ритуал, но решила повторить его, поскольку они продолжали играть мелодию Клана. На сей раз музыканты уже начали импровизировать. Благодаря их опыту и мастерству простая мелодия Клана приобрела новое звучание, и эта вариация уже соединяла в себе музыкальные традиции Клана и Мамутои. «Именно такая музыка и должна звучать на похоронах мальчика смешанных духов», — подумала Эйла. Повторяя вместе с музыкантами этот Погребальный ритуал, Эйла неожиданно обнаружила, что по щекам ее текут слезы. Она не знала, давно ли плачет, но заметила, что расчувствовалась не только она. У многих Мамутои глаза были на мокром месте, не говоря уже об обитателях Львиной стоянки.
Когда она завершала последнюю, третью, вариацию, густое черное облако, двигавшееся с юго-востока, начало закрывать солнце. Это был сезон гроз, и некоторые люди уже тревожно оглядывались в поисках укрытия. Однако вместо ожидаемого дождя с неба вдруг посыпалась легкая серая пыль, поначалу почти незаметная. Но вскоре ветер принес множество крупных хлопьев вулканического пепла, зародившегося в далеких горах.
Эйла стояла возле погребальной пирамиды Ридага, чувствуя, как оседают эти легкие пепельные перья, покрывая ее волосы, плечи и руки, прилипая ко лбу и даже ресницам и придавая ей облик однотонного бежевато-серого изваяния. Этот легкий пепел окутывал все вокруг — камни пирамиды, траву, даже пыльную тропинку. Деревья и кусты приняли одинаковый оттенок. Однотонными стали и люди, стоявшие возле могилы, и Эйле вдруг показалось, что они совершенно неотличимы друг от друга. Все различия стирались перед лицом таких могущественных и священных сил, как землетрясение и смерть.