Не выдержав, он склонился, припал губами к этому розовому бутону и начал посасывать, тянуть и покусывать его сладостную плоть. Эйла невольно прогнулась ему навстречу, чувствуя, как стрелы любви пронзили ее тело и бедра смочила сокровенная теплая влага. Вдыхая приятный аромат женской кожи, Джондалар понял, что она готова принять его. Он не мог Припомнить случая, чтобы когда-нибудь она отказалась от его ласк. И не важно, когда и где ему хотелось разделить с ней Дары Радости — на теплой лежанке или на холодной, каменистой земле, Эйла всегда принимала его ласки, и это было не просто равнодушное согласие, она мгновенно загоралась таким же сильным чувственным желанием. Пожалуй, только во время ее лунных циклов она была немного сдержанна, словно испытывала смущение, и Джондалар, уважая ее настроение, спокойно ждал окончания этих дней.
Его руки поглаживали ее бедра, и она с радостью раскрылась ему навстречу, но ему захотелось продлить это томительное и сладостное ожидание, и он поборол сильное искушение мгновенно слиться с ней воедино. Сегодня у них был теплый сухой дом, где они могли наслаждаться друг другом в полном уединении, — вероятно, этой зимой у них больше не будет такой возможности. В общем-то Джондалар, не смущаясь, делил с ней Дары Радости в длинном земляном доме Львиного стойбища, однако в таком уединении они могли совершенно свободно выражать свои чувства, достигая особой остроты и полноты наслаждения. Его рука поглаживала ее влажную промежность, его пальцы теребили возбужденный маленький бугорок. Эйла судорожно вздохнула и вскрикнула. А когда его пальцы спустились чуть ниже и погрузились в ее теплые глубины, она прогнулась и застонала от наслаждения. О, как он хотел войти в нее, однако ему казалось, что нужный момент еще не настал.
Джондалар, оторвавшись наконец от груди Эйлы, нашел ее приоткрытые губы. Они слились в долгом страстном поцелуе, и ее чувственный язык медленно ласкал его нёбо, доставляя Джондалару неизъяснимое удовольствие. Слегка отстранившись, чтобы перевести дух и немного прийти в себя, перед тем как дать выход давно сдерживаемой страсти, он окинул любящим взглядом эту прекрасную и желанную женщину. Джондалар смотрел на нее до тех пор, пока она наконец не открыла глаза.
При дневном свете ее глаза были серо-голубыми, под цвет хорошего кремня, но сейчас они казались совсем черными, и взгляд был исполнен такой любви и желания, что у Джондалара вдруг болезненно сжалось горло от щемящего чувства, зародившегося в сокровенных глубинах его существа. Указательным пальцем он провел по ее подбородку, слегка коснулся губ. Он никак не мог наглядеться на нее, не мог оторвать взгляда от ее прекрасного лица, точно хотел навсегда запечатлеть в памяти ее облик. Она вновь посмотрела на него; его ярко-синие глаза в отблесках костра стали темно-фиолетовыми, они казались глубочайшими озерами, излучающими такую любовь и нежность, что ей захотелось раствориться в их бездонном сиянии. Даже если бы Эйла захотела, то ни за что не смогла бы отвергнуть его ласки, но у нее никогда не возникало такого желания.
Вновь поцеловав ее, Джондалар пробежал теплым языком по ее шее и спустился к ложбинке, разделяющей груди. Обнимая ладонями их упругие округлости, он припал ртом к соску и вновь начал посасывать его. Эйла обняла его и, импульсивно сжимая руками его спину, тихо постанывала в сладостном томлении.
Его губы нашли углубление ее пупка, и влажный язык, обследовав эту маленькую ямку, спустился ниже к мягкому ковру лобка. Эйла закричала и прогнулась вперед навстречу этому властному и нежному языку, щекочущему и ласкающему возбужденный бугорок Радости.
Эйла вдруг приподнялась и, изогнувшись на меховом покрывале, взяла в руки его отвердевшее копье и вобрала в себя, насколько позволяла глубина ее рта. Ее ладони массировали его мягкие мешочки, и, когда он невольно расслабился, Эйла ощутила на языке струйку теплой влаги.
Джондалар почувствовал, как нарастает напряжение в его чреслах, его член наполнился пульсирующими соками животворной радости. А он, наслаждаясь вкусом женских сосков, в который раз открывал для себя складочки и холмики ее удивительно глубокого лона. Ему казалось, что он никогда не сможет вдоволь насладиться ее красотой. Джондалару хотелось вновь и вновь исследовать ее тело, проникая в самые сокровенные уголки и вдыхая сладостные ароматы; он чувствовал исходивший от нее жаркий ток страстной чувственности, когда ее трепетные и сильные пальцы пробегали вверх и вниз по его длинному и твердому копью. Джондалару мучительно захотелось войти в нее.
Разрываясь между собственными желаниями, он с трудом заставил себя на мгновение отдалиться от ее лона; его искусные пальцы вновь погрузились в глубины ее женского естества. Склонившись над Эйлой, он продолжал свои горячие ласки, пока она не закричала, задыхаясь от страсти, и он почувствовал нарастающее напряжение, предшествующее моменту невыразимого наслаждения. Эйла была уже не в силах владеть собой, она потянулась к Джондалару, выкрикивая его имя, и тогда он приподнялся над ее бедрами, его напряженное копье нашло сокровенный вход и начало медленно погружаться в ее желанные глубины, раскрывшиеся ему навстречу.
Он так долго сдерживал себя, что теперь его кудесник не сразу смог войти в ее лоно, но в итоге это ему удалось, и он вновь с наслаждением познал ее удивительную глубину, которая полностью вмещала его возбужденный пенис. Его тело ритмически двигалось, в сладостном отрешении приближаясь к чувственному пику Дара Радости, и Эйла, прогнувшись вперед, почти бессознательно отвечала на каждое его движение. Наконец Джондалар понял, что настал момент для полного слияния, и его животворные соки хлынули в ее лоно; в неистовом финальном биении они словно соединились в единое целое, одновременно достигнув вершины сладостного освобождения.
Они были не в состоянии двигаться и лежали в полном изнеможении чувств и сил. Расслабившись, Джондалар придавил ее своей тяжестью, но она любила эти моменты, Эйле нравилось ощущать на себе усталую тяжесть его тела. Она вдыхала слабый аромат собственной плоти, оставшийся на его разгоряченной коже, обожала этот смешанный аромат, который всегда напоминал ей о том, какой неистовой была их любовь и почему она чувствует сейчас эту неизъяснимую сладостную истому и слабость. Разделяя с ним Дары Радости, она по-прежнему испытывала полнейшее и искреннее удивление. Каждый раз она с неизменным потрясением открывала, какие радостные и тонкие чувства он способен пробудить в ее теле. Живя в Клане, она знала только насилие и унижение, смешанное с ненавистью и презрением. До встречи с Джондаларом она и не подозревала о существовании Дара Радости.
Собравшись с силами, Джондалар наконец оторвался от нее и, поднимаясь, пробежал легкими поцелуями по ее груди и животу. Она тоже поднялась вслед за ним и, подойдя к очагу, положила несколько камней в огонь, чтобы они хорошенько прокалились.
— Джондалар, ты не нальешь немного воды в эту посудину, по-моему, бурдюк почти полон? — сказала она, проходя в дальний угол пещеры; обычно в этом месте она справляла нужду, когда погода была слишком холодной.
Вернувшись, Эйла вынула раскаленные камни из огня — этот способ она переняла у Мамутои — и опустила их в плотно сплетенную корзину, которая отлично удерживала воду. От зашипевших камней повалил пар; они отдавали свое тепло воде, нагревая ее. Затем Эйла выловила их и опять сунула в костер, а в воду опустила следующую пару раскаленных камней.