На лице Джондалара проступило облегчение и любопытство, как только она продолжила:
— Я не воспитывалась среди подобных мне и привыкла видеть смысл в знаках, которые делают люди. Это помогало мне познавать встречаемых мной людей, хотя это и конфузило их сначала, поскольку люди, использующие слова в языке, часто говорят одно, а подразумевают другое. Когда я поняла это, я стала понимать больше, чем говорили. Вот почему Крози не могла выиграть у меня в бабки. Я всегда знала, в какой руке она держит помеченную бабку.
— Мне тоже было интересно, как это получается. Она хороший игрок.
— Да.
— Но как ты могла узнать, что я думаю о Золене? Сейчас она просто Зеландонии. Обычно я так и называю ее, а не вспоминаю, как ее звали в юности.
— Я наблюдала за тобой, и твои глаза говорили о любви ко мне, о том, что ты счастлив со мной, и я чувствовала себя великолепно. Но затем ты заговорил о том, что надо учиться некоторым вещам, и в какое-то мгновение ты не видел меня. Смотрел куда-то вдаль. Ты рассказывал о Золене, о женщине, которая учила тебя… Мы только что говорили об этом, поэтому я знала, о ком ты подумал.
— Это замечательно. — Он облегченно улыбнулся. — Всегда напоминай мне, чтобы я не держал от тебя секретов. Может быть, ты не угадываешь мысли других, но, несомненно, будешь.
— Ты должен знать еще кое-что.
— Что?
— Иногда я думаю, что у меня есть… особый Дар. Что-то случилось со мной, когда я побывала на Сходбище Клана, когда Дарк был еще ребенком. Я сделала что-то, что не полагалось. Без всякого умысла я отхлебнула настой, который готовила для мог-уров, и затем побывала в их пещере. Я не искала их. Я даже не знаю, как оказалась там. Они… — Ей стало холодно, не хотелось договаривать. — Что-то случилось со мной. Я затерялась во тьме. Не в пещерной, а в той, что внутри меня. Я думала, что умираю, но Креб помог мне. Он вложил мысли в мою голову…
— Что сделал?
— Я не знаю, как объяснить это. Он вложил мысли в мою голову, и с тех пор… похоже, он что-то изменил во мне. Иногда я думаю, что у меня есть что-то вроде Дара. Случается то, что я не могу ни понять, ни объяснить. Мамут знал об этом, я думаю.
Некоторое время Джондалар молчал, затем произнес:
— Тогда он был прав, что принял тебя в Дом Мамонта. Именно за это, а не за искусство лечить.
Она кивнула:
— Может быть.
— Но ты не знаешь, о чем я думал сейчас?
— Нет. Дар совсем не это. Это более похоже на то, когда ты с Мамутом, который в Поиске. Похоже также на то, когда ты исследуешь неизвестные места.
— Миры духов?
— Не знаю.
Джондалар посмотрел поверх ее головы. Затем мрачно улыбнулся:
— Думаю, что Великая Мать шутит надо мной. Первая женщина, которую я любил, была призвана Служить Ей. Вряд ли я любил кого-то после этого. И вот сейчас, когда я нашел любимую, то, оказывается, она удостоена Служить Ей. А если я потеряю тебя?
— Почему ты должен потерять меня? Я не знаю, достойна ли я Служить Ей. Я не хочу служить никому. Лишь хочу быть с тобой, делить с тобой кров и иметь твоих детей! — шумно запротестовала Эйла.
— Иметь моих детей? — Джондалар удивился выбору слова. — Как ты можешь иметь моих детей? У меня не может быть детей, мужчины не рожают. Великая Мать дает детей женщинам. Она может использовать дух мужчины, чтобы создавать детей, но они не его. Они дети его дома, его очага, его семьи.
Эйла говорила ему об этом и прежде. О том, что мужчина зачинает жизнь в чреве женщины, но он понял только, что она — истинная дочь Дома Мамонта. Что она может посещать миры духов и удостоена служить Дони. Возможно, она и знала кое-что.
— Ты можешь называть моих детей детьми твоего дома, твоей семьи. Я хочу, чтобы мои дети были детьми твоей семьи. Я просто хочу быть с тобой. Всегда.
— Я тоже хочу этого. Я хотел тебя и твоих детей даже раньше, чем я тебя встретил. Я просто не знал, что найду тебя. Я лишь надеюсь, что Мать не позволит тебе иметь детей до возвращения домой.
— Я знаю и готова подождать.
Эйла подняла чашки и сполоснула их. Затем закончила приготовления к раннему отъезду, в то время как Джондалар собрал все, кроме спальных мехов. Испытывая приятную усталость, они прижались друг к другу. Зеландонии смотрел на спокойно дышащую женщину рядом, но сон не шел к нему.
«Мои дети, — думал он. — Эйла сказала, что ее дети будут моими. Неужели мы зачинаем жизнь, когда делим Наслаждение? Если любая новая жизнь начинается с этого, особенно когда испытываешь Наслаждение сильнее, чем когда-либо… А почему сильнее? Я делал такие вещи и раньше, но с Эйлой — все по-другому… Я никогда не устаю от нее. Она лишь усиливает мою жажду. Одна мысль о ней заставляет захотеть ее… И она считает, что я знаю, как доставить ей Наслаждение. А что, если она забеременеет? Но до сих пор с ней этого не случилось. Может быть, она не может? Некоторые женщины не могут иметь детей. Но у нее был сын. Может быть, виноват я?
Я жил с Серенио долго. Она не беременела, пока я был там, хотя прежде у нее был ребенок. Я мог бы остаться в племени с Шарамудои, если бы у нее были дети. Только перед самым отъездом она сказала, что, возможно, беременна. Почему я не остался? Она сказала, что не хочет быть моей подругой, хотя и любила меня, но я не любил ее так же. Она сказала, что я люблю брата больше любой женщины. Но я заботился о ней, хотя я любил ее не так, как Эйлу… Если бы я по-настоящему захотел, она стала бы моей подругой. Я знал это. Возможно, я использовал это как предлог для отъезда? И почему я уехал? Потому, что не стало Тонолана и я волновался о нем? Это единственная причина?
Если Серенио была беременной, когда я уходил, если у нее был другой ребенок, то понесла ли она от сути мужчины?
Был ли он… моим ребенком? Так сказала бы Эйла. Нет, это невозможно. Мужчины не могут иметь детей…
Когда мы доберемся домой, я узнаю, может ли она иметь детей. И что почувствовала бы Эйла, узнав, что у Серенио есть ребенок, который, возможно, и моя частица? Интересно, что подумает Серенио, когда увидит Эйлу? И что Эйла подумает о ней?»
Эйла с удовольствием встала и готовилась к отъезду, хотя было не менее жарко, чем вчера. Высекая искры из кремня, она подумала, что у нее нет никакого желания возиться с костром. Приготовленной вчера пищи и воды вполне хватало на завтрак. При мысли о Наслаждении, которое они вчера разделили с Джондаларом, она захотела забыть всю эту медицину, эти колдовские травы Изы. Если бы она не пила специальный настой, то можно было бы проверить, способна ли она забеременеть. Но Джондалар так опасался ее беременности во время Путешествия, что ей приходилось пить снадобье.
Она не понимала, как оно действует. Она лишь знала, что если пить по два глотка крепкого отвара «золотой нити» и маленькую чашку отвара корней шалфея ежедневно до самых месячных, то она не забеременеет.