Тут мистер Уиллоби горько произнес по-английски:
— Ради любовь к женщинам я прибыть туда, где женщины не заслуживают любви!
На этом месте, увидев, как помрачнели моряки, Джейми прекратил переводить и, желая унять китайца, положил большую руку на обтянутое синим шелком плечо.
— Ну-ну, приятель, вполне понимаю. И не думаю, что среди присутствующих найдется мужчина, который поступил бы иначе, будь у него выбор. Правильно я говорю, парни? — спросил он, оглянувшись через плечо и многозначительно подняв брови.
Этого оказалось достаточно, чтобы все ворчливо согласились, но сочувствие, вызванное перечислением тягот, выпавших на долю мистера Уиллоби, сошло на нет из-за его оскорбительного заключения. Прозвучали резкие замечания в адрес распущенных, неблагодарных язычников, меня же и Марсали моряки осыпали множеством восхищенных комплиментов, после чего удалились на корму.
За ними ушли и Фергюс с Марсали. Правда, последний счел нужным задержаться и сообщить мистеру Уиллоби, что дальнейшие высказывания в том же духе относительно европейских женщин вынудят его, Фергюса, намотать его, Уиллоби, косу на шею да этой косой его и удавить.
Мистер Уиллоби оставил эти замечания и угрозы без внимания. Он стоял и смотрел прямо перед собой, его черные глаза блестели от воспоминаний и грога. Джейми тоже поднялся и протянул мне руку, помогая встать с бочки.
Когда мы с Джейми собрались уходить, китаец потянулся к своему паху. Без малейших призраков похотливости он взял свои яички в сложенную чашечкой руку, так что их округлость обрисовалась пол тонким шелком, и стал медленно перекатывать в своей ладони, сосредоточенно созерцая сей процесс.
— Иногда, — произнес он, словно говорил с самим собой, — моя думать, что это того не стоить.
С некоторых пор мне казалось, что Марсали пытается набраться решимости для разговора со мной, и я полагала, что рано или поздно это случится: какие бы чувства она ко мне ни испытывала, других женщин на борту не было. Со своей стороны я любезно ей улыбалась и говорила «доброе утро», но первый шаг должна была сделать она.
И наконец она сделала его, посреди Атлантического океана, спустя месяц после нашего отплытия из Шотландии.
Сидя в нашей каюте, я вносила в журнал запись о проведенной малозначительной ампутации — одному матросу пришлось удалить два расплющенных пальца, — когда в дверном проеме возникла Марсали, задиристо подняв голову.
— Мне нужно кое-что узнать, — решительно заявила она. — Вы мне не нравитесь, и, наверное, для вас это не секрет, но папа говорит, что вы вроде как ведунья, а мне кажется, что вы, даже если и шлюха, женщина честная, так что врать мне не станете.
Существовало множество способов достойно отреагировать на столь примечательное вступление, но я от них отказалась.
— Очень может быть, — сказала я, положив перо. — А что ты хочешь узнать?
Убедившись, что я не разозлилась, девушка проскользнула в каюту и села на табурет, единственное свободное место.
— Ну, это касается младенцев, — пояснила она. — Что с этим делать?
Я подняла брови.
— Тебе что, мать не рассказала, откуда берутся дети?
Она нетерпеливо фыркнула и презрительно усмехнулась, сдвинув светлые брови.
— Вот еще! Разумеется, я знаю, откуда берутся дети. Это любая дурочка знает. Женщина дает мужчине засадить ей между ног свою штуковину, и девять месяцев спустя — готово, младенчик. Но я-то хочу узнать, как сделать, чтобы этого не было.
— Понимаю, — произнесла я, глядя на нее с немалым интересом. — Значит, ты не хочешь ребенка? Даже состоя в законном браке? Странно! Считается, что большинству молодых женщин хочется иметь детей.
— Ну, — медленно проговорила она, теребя подол платья, — не то чтобы мне вовсе не хотелось. Может быть, когда-нибудь я и заведу ребеночка. Будет такой красавчик, черноволосый, как Фергюс. — На миг на ее лице появилось мечтательное выражение, но она тут же опять посуровела. — Однако сейчас я не могу.
— Почему?
Задумавшись, Марсали надула губки.
— Из-за Фергюса. Мы с ним до сих пор не ложились в постель. Только и удается, что целоваться здесь и там, прячась за переборками. Все из-за отца да его чертовых дурацких понятий.
— Аминь! — усмехнулась я.
— Что?
— Неважно, — отмахнулась я. — Какое это имеет отношение к нежеланию заводить детей?
— Я хочу, чтобы мне это нравилось, — призналась девушка. — Ну, когда мы с ним все-таки ляжем в постель.
Я прикусила изнутри нижнюю губу.
— Я… хм… понимаю, что это, конечно, может иметь отношение к Фергюсу, но решительно не возьму в толк, при чем здесь дети.
Марсали смотрела на меня настороженно. Не враждебно, скорее оценивающе.
— Фергюс хорошо к вам относится, — сказала она.
— Мне он тоже симпатичен, — осторожно ответила я, не понимая, к чему этот разговор. — Я ведь знала его давно, еще мальчишкой.
Неожиданно она заметно расслабилась, худенькие плечи слегка опустились.
— О, так вы знаете это? Я имею в виду, где он родился?
Неожиданно я поняла, что ее тревожило.
— Насчет борделя в Париже? Конечно знаю. Он и тебе рассказал?
Марсали кивнула.
— Да, уже давно. На прошлый Новый год.
Ну конечно, в пятнадцать лет кажется, что год — это огромный период времени.
— Это случилось, когда я призналась, что люблю его, — продолжила Марсали, не отрывая глаз от своей юбки. Ее щеки слегка порозовели. — Он ответил, что тоже меня любит, но что моя матушка ни за что не согласится на нашу свадьбу. «Почему? — удивилась я. — Что страшного в том, что ты француз? Не всем же быть шотландцами». И в руке его я тоже ничего особенного не видела: вон мистер Муррей ковыляет себе на деревянной ноге, а матушка относится к нему со всем уважением. Тут он и сказал, что это не самое дурное, да все и выложил. О Париже, о том, что родился в борделе и был карманником, пока не повстречал отца.
Она подняла глаза, в светло-голубой глубине которых светилось удивление.
— Мне кажется, он думал, что меня это испугает. Порывался уйти, говорил, что не должен больше меня видеть. Ну да ладно. — Марсали повела плечами, отбрасывая светлые волосы. — С этим я разобралась быстро.
Она взглянула прямо на меня.
— Я бы вообще не стала об этом упоминать, если бы вы уже не знали. Но раз так вышло… да, признаюсь, что меня беспокоит вовсе не Фергюс. Он-то уверяет, будто знает, что да как, и мне самой понравится, не с первого раза, так со второго. Но вот матушка моя говорила совсем другое.
— Что именно она тебе говорила? — заинтересовалась я.