Марсали бросилась ему на шею и поцеловала его. Он обнял девушку одной рукой, другой придерживая на себе рубашку, поцеловал в лоб и легонько отстранил.
— Осторожнее. Ты ведь не хочешь подцепить перед свадьбой вошку-другую?
— Ой!
Это, кажется, кое о чем ей напомнило. Она посмотрела на меня и покраснела, подняв руку к светлым локонам, потным и кое-как собранным в растрепанный узел.
— Матушка Клэр, — смущенно пробормотала она. — Я подумала… не дадите ли вы мне кусочек того особого мыла, которое у вас с ромашкой. Я… по-моему… — Она покосилась на Джейми. — Мне не помешало бы…
— Конечно, — откликнулась я. — Пойдем со мной, и я сделаю все для того, чтобы на своей свадьбе ты была самой красивой и нарядной.
Мой оценивающий взгляд отметил круглую раскрасневшуюся мордашку, грязные босые ноги и мятое, узкое в груди муслиновое платье, обтрепанный подол которого был на несколько дюймов выше измазанных в песке лодыжек. Не лучший вид для невесты. С этой мыслью я обернулась к Джейми.
— Для свадьбы ей необходимо красивое платье.
— Англичаночка, — попытался возразить он, — но мы не можем…
— Зато священник может, — оборвала его я. — Скажи Лоренцу, чтобы он спросил отца Фогдена, не одолжит ли тот одно из своих платьев… То есть я имею в виду платья Эрменегильды. Кажется, они должны подойти по размеру.
Лицо Джейми выражало крайнюю растерянность.
— Эрменегильда? — пробормотал он. — Арабелла? Платья? — Его глаза сузились. — И что он за тип, этот священник?
Я задержалась в дверном проеме. Позади меня, в проходе, нетерпеливо маячила Марсали.
— Ну, — ответила я, — он, конечно, пьяница. И большой любитель овец. Но нужные слова должен помнить и обряд совершить может.
Это была одна из самых необычных свадеб, на каких мне доводилось присутствовать. К тому времени, когда завершились все приготовления, солнце уже давно утонуло в море, и Джейми, к превеликому удовольствию штурмана, мистера Уоррена, заявил, что не отплывет до следующего дня, чтобы дать возможность новобрачным провести ночь в уединении, на берегу.
— Черт побери, нельзя же, чтобы первая брачная ночь прошла на одной из этих богом проклятых корабельных коек, где и в одиночку-то еле помещаешься, — сказал он мне, когда мы остались одни. — Я уже не говорю о перспективе лишиться девственности в гамаке.
— Вот именно, — подхватила я, обильно поливая уксусом его голову и улыбаясь самой себе. — Ты очень заботлив.
Сейчас Джейми стоял рядом со мной на пляже и, хотя от него довольно сильно пахло уксусом, выглядел весьма достойно и впечатляюще в своем синем камзоле, чистой рубашке, серых саржевых брюках и шейном платке. Медные волосы были аккуратно зачесаны назад и собраны в хвост. Правда, разросшаяся рыжая борода не вполне соответствовала этому ухоженному облику, но даже она была ровно подстрижена и расчесана, а потому не мешала ему выглядеть почтенным отцом невесты.
Мерфи в качестве одного из свидетелей и Мейтленд в качестве другого производили менее благоприятное впечатление, хотя Мерфи не забыл вымыть руки, а Мейтленд — лицо. Фергюс предпочел бы видеть в роли свидетеля Лоренца Штерна, а Марсали — меня, однако мы их отговорили. Штерн не был не то что католиком, но и вообще христианином, а я если и могла считаться христианкой, то явно не в глазах Лаогеры.
— Я говорил Марсали, что она должна написать матери о своем замужестве, — тихо сказал мне Джейми, когда мы наблюдали за вовсю шедшими на берегу приготовлениями. — Но сдается мне, она выполнила это буквально: ограничилась извещением о том, что выходит замуж. И все.
Суть проблемы я понимала: невелика радость для Лаогеры узнать, что дочь вышла за однорукого бывшего карманника, да к тому же старше ее почти вдвое.
Ее материнские чувства вряд ли порадовало бы и упоминание о том, что брачный обряд был совершен посреди ночи, на пустынном вест-индийском пляже, опальным и слава богу что вовсе не лишенным сана священником, в присутствии двадцати пяти человек, десятка французских лошадей, маленькой отары овец и спаниеля, вносившего свой вклад в общее оживление и веселье попытками при любой возможности совокупиться с деревянной ногой Мерфи. Единственное, что могло бы огорчить Лаогеру еще больше, — это известие о моем участии в церемонии. На воткнутых в песок шестах зажгли несколько факелов, пляшущий свет которых окрашивал участки побережья в яркие на фоне черного бархата ночи красный и оранжевый цвета, а над головой, как благословляющие огни небес, сияли ясные карибские звезды. Хоть обряд проходил и не в церкви, немногие пары могли бы похвастаться таким красивым обрамлением свадебной церемонии.
Не знаю уж, что за чудеса убеждения проявил Лоренц, но отец Фогден был здесь, нестойкий и колышущийся, словно призрак. Лишь блеск голубых глаз являлся в его облике отчетливым признаком жизни: кожа была серой, как его одеяние, а руки тряслись, с трудом удерживая переплетенный в кожу требник.
Джейми смерил его неодобрительным взглядом и, кажется, собирался высказаться, но ограничился тем, что пробормотал себе под нос какое-то крепкое гэльское выражение и поджал губы. Вокруг отца Фогдена витал пряный запах сангрии, но, по крайней мере, священник добрался сюда самостоятельно. Сейчас он стоял, покачиваясь, между двумя факелами, сосредоточив усилия на попытке перелистать страницы требника, которые легкий прибрежный ветерок вырывал из его пальцев. Уяснив в конце концов непосильность поставленной задачи, священник отступился, и книга с легким шлепком упала на песок.
Он хмыкнул, рыгнул и одарил нас исполненной благочестия улыбкой.
— Возлюбленные чада Господни…
Прошло некоторое время, прежде чем до переминавшихся с ноги на ногу и переговаривавшихся зевак дошло, что церемония началась, и они зашикали друг на друга, пихая локтями, чтобы призвать к тишине.
— Согласен ли ты взять в жены эту женщину? — громогласно вопросил отец Фогден, неожиданно уткнув перст в Мерфи.
— Нет! — воскликнул перепуганный кок. — Я тут вообще ни при чем. Это ошибка.
— Нет?
Отец Фогден прикрыл один глаз, а другой, яркий и обвиняющий, вперил в Мейтленда.
— А, так это вы ее берете?
— Нет, сэр, не я. Никоим образом, — торопливо заверил тот. — Жених — вот этот парень.
Мейтленд указал на Фергюса, который смотрел на священника исподлобья.
— Этот? Хм. Но у него же нет руки, — с сомнением заметил отец Фогден. — И что, невеста не против?
— Я не против! — нетерпеливо воскликнула Марсали.
Девушка стояла рядом с Фергюсом в одном из нарядов Эрменегильды — голубом шелковом платье с золотым шитьем по низкому квадратному вырезу, с распущенными по плечам на девичий манер волосами, блестящими, как свежая солома. Она была очаровательна. И начинала сердиться.
— Продолжайте!
Марсали топнула ножкой по песку, что не произвело ни малейшего звука, но священника, похоже, напугало.