Лицо Джо было широким и дружелюбным, лицо Измаила узким, с настороженным взглядом и высоким лбом, делавшим племенные шрамы особенно заметными. Кожа Джо имела цвет свежего кофе, кожа Измаила — глубокий, красновато-черный оттенок угасающих угольев, что, как пояснил мне Штерн, было характерно для рабов с побережья Гвинеи, ценившихся не так высоко, как иссиня-черные невольники из Сенегала, но выше, чем желтовато-коричневые яга и конголезцы.
Но стоило мне закрыть глаза, как в ушах, пусть с поправкой на мелодичный, напевный говор и специфическую грамматику Карибского, «рабского», английского языка, начинал звучать голос Джо. Я снова разлепила веки, высматривая какие-либо признаки сходства. Их не было. Ни малейших. Но я обратила внимание на то, что уже видела раньше, но не выделила среди множества татуировок, шрамов и отметин, покрывавших торс этого человека.
То, что поначалу было принято мной за ссадину, на поверку оказалось плоским квадратным шрамом, оставшимся на месте содранного или срезанного чуть ниже плеча лоскута кожи. Новая, покрывшая рану кожица была еще розовой, то есть совсем свежей. Я поняла бы это с первого взгляда, если бы не темнота кубрика да не сбивавшие с толку царапины.
Я лежала тихо, неподвижно, напрягая память.
«Никаких рабских имен», — так, кажется, говорил Джо, рассказывая о своем сыне, который сам себя переименовывал.
Ясно было, что Измаил срезал кожу на месте клейма, чтобы его в случае поимки нельзя было опознать по этой метке и вернуть хозяину. Но что это было за клеймо? И само имя Измаил, неужели это простое совпадение?
Так или иначе, это имя почти наверняка не являлось настоящим именем человека, с которым мы имели дело.
«Они назвать меня Измаил», — сказал он.
Иными словами, это рабское имя, данное ему хозяином или работорговцем. И если молодой Ленни проследил, что представлялось вполне вероятным, свою родословную, он вполне мог избрать прозвание, данное одному из его предков, в качестве символического родового имени. Если. Но если он…
Я смотрела на низкий, порождавший клаустрофобию потолок каюты, а в голове теснились догадки и предположения. Имел этот человек какую-то связь с Айеном или нет, но сама такая возможность кое о чем мне напомнила.
Джейми выспрашивал чернокожего о команде и оснащении атаковавшей нас «Брухи», но я, не прислушиваясь к этому разговору, осторожно, чтобы не усугубить головокружение, села и поманила к себе Фергюса.
— Мне нужно подышать воздухом. Поможешь мне подняться на палубу?
Джейми озабоченно посмотрел на меня, но я успокаивающе улыбнулась и оперлась на руку Фергюса.
— Где документы на рабов, купленных нами на Барбадосе? — требовательно спросила я, как только мы оказались за пределами слышимости. — И где, кстати, раб?
Фергюс взглянул на меня с любопытством, но послушно полез за пазуху.
— Бумаги при мне, — сказал он, вручая их мне. — Что же до раба, то он, скорее всего, в кубрике. А в чем дело?
Не отвечая на его вопрос, я неловко перебирала грязные, неприятные на ощупь листы.
— Ага! — вырвалось у меня, когда мне наконец попался тот самый лист, который зачитывал Джейми. — Абернэти! Вот о ком речь — Абернэти! Клеймо их рабов — геральдическая лилия, выжигаемая на левом плече. Ты нигде не замечал подобного знака, Фергюс?
Он с растерянным видом покачал головой.
— Нет, миледи.
— Тогда пойдем со мной, — велела я, направляясь к кубрику. — Мне надо кое-что проверить.
Отметина имела около трех дюймов в длину и столько же в ширину: цветок, венчающий букву «А», выжженную на коже несколькими дюймами ниже плеча. Клеймо было того же размера и находилось на том же месте, что и шрам Измаила. Но цветок представлял собой не геральдическую лилию, что являлось ошибкой небрежного копировщика, а розу с шестнадцатью лепестками — эмблему Карла Стюарта и якобитов. При виде этого символа я удивленно заморгала: это ж надо, чтобы пребывающему в изгнании патриоту Шотландии пришло в голову столь причудливым способом выразить свою верность свергнутой династии Стюартов!
— Миледи, мне кажется, вам стоило бы вернуться в постель, — сказал Фергюс, хмуро взирая на меня, когда я склонилась над Темерером.
Мой раб сносил эту инспекцию столь же бесстрастно, как и все остальное.
— У вас лицо, уж не обессудьте, цвета гусиного помета, и милорд меня не похвалит, если я допущу, чтобы вы свалились на палубу.
— И не думаю сваливаться, — заверила я француза. — И на цвет лица мне плевать. Главное, нам, кажется, наконец улыбнулась удача. Послушай, Фергюс, нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал.
— Все, что угодно, миледи, — ответил он, подхватив меня под локоток, когда я пошатнулась на неожиданно накренившейся от перемены ветра палубе. — Но только после того, как благополучно доставлю вас в каюту и уложу в постель.
Я и вправду чувствовала себя далеко не лучшим образом, поэтому охотно согласилась, но прежде дала Фергюсу соответствующие инструкции. Когда мы вошли, Джейми поднялся из-за стола нам навстречу.
— Ну вот и ты, англичаночка. Как ты себя чувствуешь? Вид у тебя нездоровый, лицо цвета испорченного заварного крема.
— Со мной все хорошо, — процедила я сквозь зубы, стараясь не растревожить больную руку. — Ты закончил беседовать с мистером Измаилом?
Джейми воззрился на пленника, черные глаза которого встретили и выдержали его взгляд. Это нельзя было назвать враждебностью, но некоторая напряженность между ними была. Наконец Джейми кивнул, отпуская чернокожего.
— Я закончил. Пока, — подтвердил он и повернулся к Фергюсу. — Отведи нашего гостя вниз и позаботься, чтобы его накормили и выдали одежду.
Джейми продолжал стоять, пока взятый под крыло Фергюса Измаил не удалился, а потом сел на койку, покосился на меня и озабоченно сказал:
— Вид у тебя ужасный. Может быть, принести тебе что-нибудь бодрящее?
— Не надо. — Я покачала головой. — Послушай, Джейми, сдается мне, я знаю откуда явился наш приятель Измаил.
Рыжая бровь взметнулась вверх.
— Правда?
Я привела свои соображения насчет шрамов Измаила и весьма схожих отметин у раба Темерера, хотя и не уточнила, что навело меня на эту мысль.
— Пять шансов из десяти за то, что оба они из одного и того же места — с плантации миссис Абернэти на Ямайке.
— Пять из десяти, говоришь…
Я попыталась привести дополнительные доводы, но Джейми отмахнулся.
— Что ж, англичаночка, похоже, ты права. Я на это надеюсь. Хитрый черный ублюдок нипочем не желает сознаваться, откуда он. В чем, говоря по справедливости, мне трудно его винить. Боже мой, случись мне избавиться от такой участи, на Земле не нашлось бы силы, способной вернуть меня назад, — сказал он с удивительной горячностью.