Когда я проснулась, на веранде, за открытой застекленной дверью нашей спальни, уже сгущались темные тени. Джейми, обнаженный, лежал рядом со мной, сложив руки на животе, его дыхание было медленным и глубокими.
Ощутив мое шевеление, он открыл глаза, сонно улыбнулся и притянул меня к себе. Он тоже принял ванну: от него пахло мылом и кедровыми иголками. Я поцеловала его — поцелуй вышел медленным, томным, затяжным, — обвела языком линию его губ, нашла его язык, дразнящий и приглашающий, и встретилась с ним своим.
Наконец мне пришлось оторваться, чтобы сделать вдох. Комната была наполнена дрожащим зеленоватым светом. Отражаясь от лагуны, он создавал впечатление, будто сама спальня находится под водой. Воздух был одновременно и теплым, и свежим, пахнущим морем и дождем, а легкий ветерок приятно ласкал кожу.
— Как дивно ты пахнешь, англичаночка, — пробормотал Джейми хрипловатым сонным голосом и улыбнулся, потянувшись, чтобы запустить пальцы мне в волосы. — Иди ко мне, кудрявая.
Освобожденные от заколок и чисто отмытые, мои волосы вздыбились вокруг головы на манер знаменитых кудрей Медузы. Я хотела пригладить их, но Джейми мягко потянул меня на себя, и волна бронзы, золота и серебра упала на его лицо.
Я поцеловала его, чуть не задохнувшись в облаке густых волос, и опустилась на него, наслаждаясь тем, как прижимаются мои груди мускулистой грудной клетке. Он слегка шевельнулся, потершись грудью о мою грудь, вздыхая от удовольствия.
Его ладони сжались на моих ягодицах, и он попытался приподнять мое тело, чтобы войти в меня.
— Еще рано! — прошептала я, надавливая бедрами вниз и покачивая ими, радуясь ощущению того гладкого и твердого, что было сейчас прижато моим животом.
Джейми тихо охнул, будто задыхался.
— У нас месяцами не было ни времени, ни места заняться любовью, — сказала я ему. — А сейчас оно выпало, вот мы его и используем, правильно?
— Ты меня прямо-таки смущаешь, англичаночка, — промурлыкал он мне в волосы и изогнулся подо мной, надавливая телом вверх. — И ты, значит, не думаешь, что мы могли бы найти на это время попозже?
— Нет, не могли бы! — решительно заявила я. — Сейчас. И не спеша. Не двигайся.
Он издал рокочущий горловой звук, но вздохнул, расслабился и уронил руки. Извиваясь, я сползла ниже по его телу, что вызвало у него резкий вздох, и припала губами к его соску, обведя его языком так, что он стал набухать. Приятно было ощущать и сам этот твердый бугорок, и окружавшие его волоски. Я почувствовала, как напряглось подо мной его тело, и взяла его за предплечья, чтобы он лежал неподвижно, пока я продолжала нежно облизывать и обсасывать приглянувшееся мне место.
Спустя несколько минут я подняла голову, отбросила назад волосы и спросила:
— Что это ты там бормочешь?
— Молитвы, — сообщил мне Джейми, приоткрыв один глаз. — Другого способа выдержать это нет.
Он снова закрыл глаза и зачастил по-латыни:
— Ave Maria gratia plena…
Я фыркнула и занялась другим соском.
— Ты повторяешься, — сказала я, когда мне снова потребовалось набрать воздуху. — Прочитал «Отче наш» три раза подряд.
— Удивительно слышать, что я вообще что-то соображаю.
Глаза его были закрыты, на скулах поблескивала выступившая испарина, бедра подергивались.
— Сейчас?
— Еще нет.
Я опустила голову и, повинуясь порыву, звонко дунула прямо ему в пупок. Он дернулся и от неожиданности издал звук, который иначе как хихиканьем не назовешь.
— Не делай этого! — сказал Джейми.
— Почему, если мне хочется? — возразила я. — Звук получается такой же, как, бывало, с Бри. Я проделывала с ней это, когда она была малюткой, и ей нравилось.
— Ну, я-то ведь не малое дитя, если ты этого еще не заметила, — буркнул Джейми. — Если уж тебе без этого никак, ладно, делай, но, может быть, чуточку пониже, а?
Сказано — сделано.
— А на бедрах у тебя совсем нет волос, — сказала я чуть позже, восхищаясь его гладкой кожей. — Как думаешь, в чем тут дело?
— Корова языком слизала, — процедил он сквозь зубы. — Бога ради, англичаночка!
Я рассмеялась и продолжала свое дело, пока не решила, что хватит.
— Думаю, с тебя достаточно. — Я приподнялась на локтях, убирая волосы с глаз. — Последние несколько минут ты только и делал, что твердил «бога ради» снова и снова.
Джейми со смехом перекатился, повалил меня на спину и навалился сверху всем своим весом.
— Ты раскаешься в этом, англичаночка, — прорычал он страшным голосом.
Я усмехнулась, демонстрируя полное отсутствие и намека на раскаяние.
— Ты так думаешь?
Он посмотрел на меня сузившимися глазами.
— Ага, вот ты как запела! Ничего, ты еще станешь умолять о пощаде, пока я буду с тобой разбираться.
Я подергала запястьями, крепко зажатыми в его хватке, и изогнулась под ним в предвкушении.
— О, пощады! — простонала я. — Ты зверь!
Он фыркнул и прижался лицом к моей груди, белеющей, словно жемчуг, в тускло-зеленом водянистом свете.
— Pater noster, qui est in coelis… [24] — прошептала я, закрывая глаза и откидываясь на подушки.
К ужину мы сильно опоздали.
За ужином Джейми, не теряя времени, принялся выспрашивать насчет миссис Абернэти из Роуз-холла.
— Абернэти?
Макивер нахмурился, постукивая ножом по столешнице, как будто это помогало думать.
— Хм, вроде бы слышал я это имя, но сейчас, хоть убейте…
— Конечно слышал, — прервала его жена, оторвавшись от наставлений служанке, касавшихся горячего пудинга. — У них плантация выше по реке Йалла, в горах. В основном сахарный тростник, немножечко кофе.
— О да, как же! — воскликнул ее муж. — Ну и память у тебя, Рози.
Он лучезарно улыбнулся жене.
— Я бы, скорее всего, тоже ничего не вспомнила, — скромно призналась миссис Макивер, — если бы не тот священник из церкви Новоявленной Милости. Он тоже спрашивал о миссис Абернэти на прошлой неделе.
— Что за священник, мэм? — поинтересовался Джейми, не забыв при этом переложить на свою тарелку с поднесенного черной служанкой блюда основательный кусок жареного цыпленка.
— Отменный, я гляжу, у вас аппетит, мистер Фрэзер! — восхитился Макивер, глядя на наполненную с верхом тарелку. — Наверное, тут у нас, на островах, воздух особый.
У Джейми порозовели мочки ушей.
— Видимо, да, — пробормотал он, старательно не глядя в мою сторону. — Так этот священник…