Просто стоять на месте не поможет. А стоять и ждать, пока кто-нибудь придет и запрет меня в комнате — тем более. Гудящая тишина приобрела новое звучание — тихие помехи сменились гробовым безмолвием. Я моргнула — один раз, второй — и резко обернулась.
На спинке скамейки, с которой я только что слушала лекцию, сидела бабушкина сова и размахивала крыльями. Ее черный клюв зловещим острым клинком выделялся на фоне оперения. Желтые глаза, не мигая, смотрели на меня. Я ахнула — с болью и облегчением одновременно.
Слава богу! Где же ты пропадала?
Впервые после приезда сюда я видела бабушкину сову не во сне. И снова в ушах начался звон — высокий, чистый, ясный, как будто раз за разом звонили в колокольчик. Звук, словно вата, заполнил меня.
Сова склонила голову набок, мол, в чем дело, босс? Я вздрогнула. В воздухе замерли пылинки, а круглые часы над дверью смолкли. Они даже не тикали.
Затишье, как перед бурей, когда вот-вот должно что-то произойти. Странное или ужасное. Определить еще было невозможно.
Сова — слишком большая даже для этого зала — шумно снялась с места и стала описывать круги у меня над головой, направляясь к двери. В тот самый момент, когда казалось, что она вот-вот заденет кончиками крыльев косяк, она повернулась на девяносто градусов — как космический корабль в фильмах — и вылетела в коридор.
Вдруг все стало ясно. Нужно бежать за ней.
Бабушка всегда учила меня доверять этому ощущению. А папа призывал не поступаться логикой в пользу каких-то захолустных предрассудков. Но все равно не останавливал меня, когда видел изменившееся выражение моего лица. Он знал — я видела что-то, что ему было недоступно.
На мили вокруг все знали о бабушкином «даре», и я всегда считала, что он у меня от нее. В конце концов, она же меня воспитывала!
Все равно странно… А как же мама?
Сова появилась у меня на подоконнике в то утро, когда я в последний раз видела папу живым. Потом сова вывела меня к папиному грузовику и… к Кристофу. Оборотень, который укусил Грейвса, тоже был там, но это случайность.
Случайность ли?
Но мне некогда было раздумывать — я неслась за бабушкиной совой, преодолевая тяжесть в ногах. Мир вокруг замедлился, стал похож на вязкую прозрачную жидкость, через которую я пробиралась с усилием. У меня не было времени решить, то ли я двигаюсь слишком быстро и мир с трудом поспевает за мной, то ли я должна догнать свое собственное тело, в котором живу каждый день.
На бегу я стукнулась поврежденным плечом об дверь — боль раскаленной молнией пронизала ребра. Кроссовки ритмично шлепали по каменному полу — я набрала приличную скорость в этом странном мареве, которое всегда возникало, когда я гналась по пятам за совой покойной бабушки.
Коридор словно отодвинулся вдаль, как бывает в комнатах смеха, где во множестве зеркал действительность переотражается и уходит в бесконечность. Бледно-желтый свет флуоресцентных ламп заполнил каждую трещинку в штукатурке. Каменный пол, кое-где покрытый обрывками паласа или старого линолеума, расплывался под скрипящими подошвами моих кроссовок. Стены Школы отступили, коридоры изогнулись.
Левый рукав свитера развернулся и свисал ниже пальцев, но у меня не было времени его поправить — я старалась не упустить из виду сову. Сколько раз меня заносило на поворотах, я ударялась о стены, поскальзывалась и чуть не падала.
Вдруг сова возникла снова и с шумом устремилась в следующий короткий коридор. Передо мной замаячила двустворчатая дверь.
Только бы не была заперта!..
Но правая створка распахнулась, как только я ее толкнула. Дверь громко стукнулась о каменную стену, петли отчаянно заскрипели. В лицо ударил холодный ночной воздух, разметал мне волосы.
Я перепрыгнула через порог, и мороз впился в каждую клеточку оголенной кожи, пронизывая насквозь. На языке вдруг возник резкий клейкий вкус восковых апельсинов. Сделав круг у меня над головой, сова унеслась вдаль.
Апельсиновый привкус — ужасная вещь. «Аурея», называла это бабушка, имея в виду «ауру» — это когда люди с мигренью или эпилепсией вдруг начинают чувствовать странный запах или вкус как раз перед припадком. У меня ощущение, что рот набит тухлыми фруктами, означает: должно произойти что-то ужасное. Например, вот-вот из ниоткуда может появиться кровосос. А иногда у меня бывают хорошие предчувствия — скажем, что встречу старого друга, ну, или если надвигается нечто необъяснимое, но совсем не опасное. Не этот случай.
Я не собиралась останавливаться, чтобы понять, какого типа неизвестное меня ждет сейчас. Тем более, что откуда-то изнутри меня толкала внезапная уверенность: вперед, только вперед!
Деревья теснились вокруг Школы, подступая к самым стенам. Среди оголенных черных ветвей виднелись грязно-белые клочья снега. Я принюхалась — для тумана запах слишком уж рыхлый, с неприятным сухим привкусом змеиной кожи. А холодно не только из-за погоды. Стылая тяжесть давила на кожу, проникала в сердце и пробиралась в кости.
Я перепрыгнула через последние три ступеньки и жестко приземлилась на дорожку — под ногами хрустнул гравий. Чуть не упала, но уверенно, как балерина, выпрямилась и кинулась вдогонку за совой. Вот сад — наверное, весной здесь красиво. Теперь же лед обрамлял прямоугольные клумбы и свешивался сосульками с погруженных в туман ветвей. Это была восточная часть комплекса зданий, из которых состояла Школа. И как я, черт возьми, здесь оказалась?
Вдруг, словно второе сердце, где-то внутри меня бешено забилась паника. Страх проникал в тело. Теперь я точно знала: должно случиться что-то ужасное. И надеялась, что вовремя получила предупреждение и смогу убежать.
За садом начинался уклон вниз, к реке. Извилистая мощеная тропинка вела к старому сараю для лодок, сгорбившемуся над посеребренной луной гладью воды. Полумесяц проливал свет на серо-белый пейзаж, напоминающий ледяную скульптуру в лохмотьях из пропитанной маслом шерсти. Туман протягивал к Школе свои длинные, жилистые пальцы.
На середине склона тут и там росли молодые деревца и кусты — предвестники леса. Потом большие, украшенные ледяными гирляндами деревья, черные и плотные, несмотря на свою наготу. Сова взлетела высоко вверх и, описав надо мной круг, рванулась вперед, вниз по склону холма, в сторону от мощеной тропинки к чернильно-черной громаде деревьев.
От усталости я дышала хрипло, рывками — почти каркала. Я бежала, а сова возвращалась, будто подгоняя меня. Она снова сделала круг над головой, и я вспомнила слова бабушки. Это мудрая птица, которая машет крыльями так, что даже мышь ее не слышит, Дрю. Это мудрая птица, которая прячется, даже когда кругом тихо. Пока ты смотришь вниз, на тебя могут напасть сверху.
В первый раз я увидела сову на окне бабушкиной больничной палаты в ночь, когда бабушки не стало. С тех пор я никому об этом не говорила. Знал только папа, но он…
Перестань думать и беги дальше.