Так значит, кровосос любой масти? Я не знала, что дампиры пьют кровь. Выходит, если я выпью крови, мне будет доступно то же, что и Кристофу? И я смогу… то, что, как нам показалось, сделал он? Туман-то совсем не естественный.
Сергей тоже менял погоду: среди бела дня налетела тьма, сильнейшая пурга замела все вокруг. А Кристоф его сын.
От этих размышлений меня замутило. Одно дело — чувствовать, как все внутри тебя разрывается на куски, и совсем иное — причинить страдания другому. Значит, я и в самом деле из Истинного мира. Я такая же, как и те, за кем охотился мой папа.
Боже. Я содрогнулась. Грейвс сжал мои холодные, безвольные мокрые пальцы. Сейчас звук вертолета был другой, не похожий на тот, что был утром. Не знаю, как я это поняла, но…
Я почуяла грязь, аромат теплых духов и бесцветный запах насилия. В груди стало покалывать, словно медальон снова задрожал.
— Нас ищут, — прошептала я. Слова сами сорвались с губ. — Это враги.
Грейвс глянул на меня и открыл было рот — спросить, как я узнала. Дибс припал к земле, и, не успела я понять, что происходит, все остальные, кроме меня и Грейвса, последовали его примеру. Если бы не оцепенели колени, поддерживавшие меня в вертикальном положении, я бы стекла вниз бесформенной массой. Что-то проскользнуло в сознании, битым стеклом и сигаретным пеплом царапнув те нежные места, которые, оказывается, уже были изранены. Я вздрогнула и сильнее прижалась к плечу Грейвса. Он стоял неподвижно, как скала, вздернув голову. Туман рассеивался причудливыми завитушками, и внезапно сквозь вонь гниющей грязи до меня донесся аромат яблок. Он то приближался, то улетал прочь, вспыхивая и угасая, пытаясь накрыть нас защитным облаком.
— Продержится туман? — прошептал Дибс и посмотрел на меня, словно я знала ответ. У меня сжалось горло.
Стрекот вертолета приближался. Машина кружила над нами, хотя из-за тумана ее не было видно. Я ее чувствовала, как боль в зубе.
Какое счастье, что во мне снова пульсирует «дар». Вот уж не думала, что буду так радоваться ожившему загадочному месту в горле, из-за которого я стала такой особенной.
Вдруг зубы в просоленном рту заныли, волосы стало покалывать, а по всему телу разлилось тепло. Туман редел, и солнце зловеще просвечивало сквозь его пелену, как лампочка сквозь вощеную бумагу. Черт.
— Дрю… — прохрипел Грейвс. Он смотрел так, словно у меня выросла вторая голова.
Я трансформировалась.
Глубоко вздохнув, я ощутила, что медальон жжет мне кожу, как пламя свечи. Папу он тоже обжигал? Или только меня? И что это значит?
Спрашивать времени не было, да и вряд ли нашелся бы здесь тот, кто мог бы ответить. Вертолеты приближались. По укрывающей нас тончайшей мембране водяного пара проползла тень.
Давай, Дрю, сделай что-нибудь!
Чувствительные точки внутри меня болезненно подрагивали и саднили. Раньше бы я с ними справилась как нечего делать, а сейчас это для меня было все равно, что поднять голыми руками «бьюик». Сквозь тающий туман показалось голубое небо и на его фоне — темная масса вертолета. Нисходящий поток воздуха от винтов в момент разметал последние белые завитушки.
Я почуяла в руках силу, выросшие клыки коснулись нижней губы. От соленой жвачки во рту саднило, но мне было не до этого. Меня окутал аромат яблок — глубокий, со знакомой, теплой, ноткой духов. От леса вдруг налетел запах мамы, и тут же нахлынули воспоминания. А вместе с ними появилась и новая уверенность.
Мы сейчас поиграем, Дрю.
— Какого?.. — не договорил Питер, приподнявшись с земли.
Я вскинула руку и издала короткий возглас, потерявшийся в шуме вертолета. Заклинание — нечто вроде заряда энергии, типа того, что я наслала на одну учительницу в Дакоте, — с шипением и искрами взметнулось вверх и полетело прямо на грохочущую машину. Грейвс среагировал вовремя — у меня подогнулись колени, а сердце стучало в ушах. Ребра двигались в такт частым, поверхностным вдохам, а острые клыки вонзились в нижнюю губу. Две теплые струйки потекли по подбородку. Грейвс встал на колени, пытаясь поддержать меня.
Вертолет со свистом рванул прочь, мелькая между голыми стволами деревьев, увлажненных редеющим туманом. Через секунду послышался скрежет металла. Грейвс вскочил и потащил меня за собой.
Вертолет — машина сложная. И если нарушить хоть маленькую частичку его системы, может случиться непоправимое. Мое заклинание было совсем крохотным, едва ли заслуживающим своего названия, но папа остался бы доволен. Вертолет подбить легко, — говорил он. Помни это, Дрю. Один винтик выпадет и — бац!
И откуда он знал?
От этой мысли сердце заныло. Все что угодно отдала бы, только бы вернуть папу. Он бы сейчас мне помог и со всем справился.
— Бац… — прошептала я и осела на Грейвса.
Это было мое второе в жизни заклинание. Первое мне довелось наслать несколько недель назад на Блечли — учительницу истории. Чуть не убила ее. Конечно, она этого заслуживала, но все-таки.
И в кого я превращаюсь?
— Боже… — с благоговейным трепетом прошептал Питер.
Издалека донесся раскат грома, перекрывая скрежет вертолета. Всем, кто внутри машины, будет худо. Внезапно от земли поднялся запах дождя — тяжелый, влажный. Снова раздался металлический лязг и тут же — гулкий, рокочущий взрыв.
— Ох… — Я с трудом сдержала приступ тошноты. Мясная жвачка сослужила плохую службу. Кости как будто размякли. Мир внезапно стал серым с проблесками голубого неба и голосом Грейвса в качестве фона. Монотонность прервал жуткий грохот. Руки-ноги безвольно повисли, все вокруг смешалось и поскакало вниз-вверх, вниз-вверх.
— Бац… — снова прошептала я, и меня поглотила темнота.
Не стоило этого делать, — проскочила мысль. И больше мыслей не было.
Я приходила в себя — снова рывками. Мне было очень плохо. Тело болело, но больше всего — голова. Я застонала, послышался шорох постельного белья. Барабанная дробь дождя по крыше заполонила сознание, а от удара грома я вздрогнула. На мгновение голова закружилась, и я представила, что я снова в своей голубой комнате: сейчас день, Школа спит, а по окну стекают капли.
Но чья-то прохладная ладонь легла мне на лоб.
— Тс-с, милка. Все хорошо.
Левое запястье болезненно дернуло, и я открыла глаза.
Секунду я ничего не видела и решила, что ослепла. Щелк! — рядом с чем-то похожим на дверь вспыхнул ночник. Свет обжег мне глаза, набежали слезы. Я заморгала.
Свет выключили. Запястье снова заныло — двумя огненными точками. На улице опять раздался раскат грома.
— Голова немного поболит. Тебе нужно отдохнуть, — успокаивал меня тихий голос, словно я в самом деле серьезно больна.