Ян захихикал. Джейми бросил на меня суровый взгляд повернулся к лесу.
— Я что-нибудь придумаю, — сказал он. — После завтрака.
* * *
К счастью, приготовление завтрака давно перестало быть проблемой, поскольку куры с готовностью снабжали меня девятью яйцами каждое утро, да и хлеб вполне уродился. Масло правда, оказалось замурованным в глубине кладовой, за спиной только что опоросившейся и потому очень злой свиньи, — но Ян умудрился-таки перегнуться через нее и сцапать горшок полки, в то время как я стояла рядом с метлой и тыкала ею зверски разинутую свиную пасть, отвлекая мамашу от ног Яна.
— Мне теперь понадобится новая метла, — заметила я, краем глаза поглядывая на жалкие остатки этого инструмента, пока готовила яичницу. — Наверное, я сегодня прогуляюсь к ручью, в ивовую рощицу.
— Ммм… — Джейми не глядя пошарил рукой по столу вокруг себя в поисках тарелки с хлебом. Его внимание было полностью поглощено книгой, которую он читал, — само собой, это была «Естественная история Северной Каролины» Брикнелла.
— А, вот оно, — сказал он. — Я же знаю, что видел тут что-то о гремучих змеях. — Наощупь отыскав хлеб, он взял кусок и с его помощью отправил в рот огромный кусок яичницы. Проглотив все это, он начал читать вслух, держа книгу в одной руке, а другой, начав поиск очередного ломтя хлеба. — Вот… «Индейцы часто выдергивают у змей ядовитые зубы, так что впоследствии они уже не могут причинить кому-либо вред своим укусом; это сделать довольно легко, навязав лоскут красной шерстяной ткани на верхнюю часть глубокой пустой жестяной банки, и таким образом раздразнив гремучую змею и заставив ее укусить жесть. А потом следует резко выдернуть жестянку, и зубы останутся в ткани, их легко заметить».
— У тебя есть красный лоскут, тетя? — спросил Ян, запивая свою порцию яичницы чашкой кофе с цикорием.
Я покачала головой и поспешила схватить последний кусок яичницы, пока Джейми его не заграбастал.
— Синий, зеленый, желтый, серый, белый и коричневый. Красного нет.
— Хорошая книжечка, дядя Джейми, — одобрительно сказал Ян. — А там есть еще что-нибудь о змеях? — Он жадно оглядел стол в поисках еще какой-нибудь еды. Не говоря ни слова, я дотянулась до продуктового ящика, достала из него тарелку с оладьями и поставила перед ним. Ян испустил счастливый вздох и набросился на оладьи, пока Джейми переворачивал страницу.
— Ну, да, тут вот еще есть о том, как гремучие змеи завораживают белок и кроликов, — Джейми ощупал свою тарелку, но ничего на ней не обнаружил. Я придвинула оладьи поближе к нему. — «Это весьма удивительно — наблюдать, как эти змеи заманивают и зачаровывают белок, куропаток, кроликов и прочих мелких тварей и птиц, а потом быстро пожирают их. Притяжение между ними возникает столь сильное, что вы можете видеть, как белка или куропатка (если их заметила такая змея) перепрыгивают или перелетают с места на место до тех пор, пока не окажутся на расстоянии броска от змеи, а то и сами прыгают ей в пасть, даже не пытаясь избежать столь роковой судьбы, а тем более бороться со своим врагом, который не переменяет позы до тех пор, пока не заполучит свою жертву».
Рука Джейми, продолжавшая шарить вокруг в поисках пропитания, натолкнулась наконец на оладьи. Джейми взял одну и посмотрел на меня.
— Черт бы меня побрал, если я хоть раз такое видел! Как ты думаешь, это может быть?
— Нет, — твердо ответила я. — Ты нашел в этой книге хоть один полезный совет по части того, как обращаться с дикими кабанами?
Джейми рассеянно взмахнул половинкой оладьи.
— На этот счет не беспокойся, — пробормотал он. — С дикими кабанами я и сам умею управляться. — Он оторвал взгляд от книги и осмотрел стол и пустые тарелки. — А что яиц больше не осталось?
— Есть вообще-то, но я их оставила для нашего гостя, — добавила в корзинку, которую уже приготовила, два ломтя хлеба и бутылку травяного отвара, который томился на углях в очаге всю ночь. В него входили золотой корень, пчелиный бальзам и дикий бергамот, и он был черно-зеленый, а пах словно тлеющая солома, но он должен был помочь. Повинуясь внутреннему толчку, я прихватила еще и амулет, подаренный мне старой Наявенне, — это были несколько перьев, связанных в пучок; возможно, вид амулета несколько утешит больного. И в любом случае вреда от него не будет, в медицинском смысле.
Наш нежданный гость был чужаком в этих местах, — какой-то тускара из какой-то далекой северной деревни. Он явился на нашу ферму несколько дней назад, вместе с охотниками из Аннэ Оока, которые выслеживали медведя.
Нам пришлось предложить им обед и выпивку — поскольку некоторые из охотников были друзьями Яна, — но пока они ели, я заметила, что этот человек уставился в чашку, и глаза у него совершенно стеклянные. При ближайшем рассмотрении оказалось, что он болен, я почти с полной уверенностью поставила диагноз: корь. А в этих временах корь представляла собой чрезвычайно опасную болезнь.
Он настоял на том, чтобы отправиться дальше вместе с остальными, но через несколько часов двое охотников привели его обратно, спотыкающегося, горящего в лихорадке.
У меня на руках оказался инфекционный больной, к тому же его инфекция была чрезвычайно опасной для других. Я устроила ему удобную постель в недавно построенном, а потому пока что пустом амбаре, и заставила приведших его индейцев пойти к ручью и хорошенько вымыться, — хотя они и нашли эту процедуру совершенно бессмысленной, но зато у них появился новый повод для шуток; потом они отправились дальше, оставив мне своего товарища.
Индеец лежал на боку, свернувшись под одеялом. Он не повернул головы, чтобы посмотреть на меня, хотя, безусловно, слышал мои шаги еще тогда, когда я шла по дорожке к амбару. Да и я его отлично слышала — да, более чем хорошо; мне и мой самодельный стетоскоп не понадобился. Хрипы в его легких можно было разобрать с шести шагов.
— Как дела? — спросила я, опускаясь на колени рядом с ним. Он не ответил; да это было и ни к чему, вообще-то говоря. Мне не нужны были его слова, мне достаточно было слышать его судорожное хриплое дыхание, чтобы поставить новый диагноз: пневмония, — а взгляд на индейца подтвердил мое первоначальное мнение. Глаза у больного запали и были тусклыми, кожа на лице так натянулась, что все кости можно было пересчитать. У него был жар, у него было воспаление легких, и у него была корь. Симпатичный набор.
Я попыталась уговорить его съесть хоть что-нибудь, ему ведь просто необходимо было питание, — но он даже отворачиваться не стал, просто сжал губы. Бутылка, стоявшая рядом с ним, была пуста, и я принесла еще воды, но не стала давать ее индейцу сразу, — надеясь, что, страдая от жажды, он сначала выпьет травный настой.
Он и вправду сделал несколько глотков, но потом остановился, позволив зеленовато-черной жидкости просто вытечь из уголков его рта. Я пыталась уговаривать его по-французски, но он явно ничего не понимал; он как будто даже не осознавал моего присутствия, просто смотрел через мое плечо в утреннее небо.