Мюллер повернулся ко мне и судорожно обхватил мое лицо огромными мозолистыми ладонями. Его жесткая кожа царапнула мои щеки, но в его провалившихся глазах мелькнуло явное облегчение, когда он увидел, что на моей коже нет следов ужасной болезни.
— Gott sei dank, — сказал он и, отпустив меня, принялся рыться в карманах своего пальто, что-то непрерывно бормоча по-немецки — весьма настойчиво, но в то же время совершенно неразборчиво. Естественно, я ничего не поняла.
— Он говорит, что боялся, что может опоздать, и очень рад, что успел вовремя, — сказал лорд Джон, видя мое недоумение. Он с откровенным неудовольствием наблюдал за стариком. — Но говорит, что принес вам кое-что… какой-то защитный талисман вроде бы. Это должно вас оградить от проклятия и уберечь от болезни.
Старый Мюллер наконец выудил из тайников своего пальто некий предмет, завернутый в лоскут ткани, и положил его мне на колени, продолжая что-то бормотать по-немецки.
— Он благодарит вас за то, что вы помогли его семье… он думает, вы хорошая женщина, вы ему так же дороги, как его собственные невестки, так он говорит, — перевел лорд Джон.
Мюллер дрожащими руками развернул лоскут — и слова замерли на губах лорда Джона.
Я открыла рот, но не издала ни звука. Я лишь невольно дернулась, и лоскут тут же соскользнул на землю, и из него выплеснулась масса тронутых сединой волос, за которые все еще цеплялась маленькая серебряная заколка. И еще я увидела маленький кожаный мешочек и пучок перьев дятла, перепачканных кровью.
Мюллер все еще что-то говорил, и лорд Джон тоже пытался что-то сказать, но я почти не слышала ни того, ни другого. В моих ушах звучали слова, которые я слышала год назад, стоя на берегу ручья, когда мягкий голос Габриэль переводил мне речь Наявенне.
Ее имя означало «Это может быть; это случится». Вот оно и случилось, а мне осталось утешаться ее словами: «Она говорит, ты не должна тревожиться; болезни приходят не сами по себе, их насылают великие боги. Твоей вины в этом нет».
Джейми почуял запах дыма задолго до того, как стала видна деревня, Вилли заметил, как внезапно напрягся его спутник, и выпрямился в седле, тревожно оглядываясь по сторонам.
— Что? — спросил мальчик. — Что это?
— Не знаю. — Джейми ответил тихо, хотя не было никаких признаков того, что поблизости находится некто, способный его услышать. Он соскочил на землю и передал поводья Вильяму, кивком указав в сторону заплетенного диким виноградом утеса, у подножия которого густо разрослись кусты.
— Бери лошадей и двигай вон туда, парень, — сказал он. — Там оленья тропа в кустах, увидишь… она ведет к еловому леску. Спрячься среди деревьев и жди меня. — Он чуть замялся, ему не хотелось пугать мальчика, но выхода у него не было. — Если вдруг я не вернусь до темноты, — сказал он, — уезжай как можно скорее. Не жди до утра; вернись к тому ручью, через который мы переправились, потом поверни налево и вдоль ручья двигай до того места, где мы видели водопад… ты его услышишь издали, даже в темноте. За водопадом есть маленькая пещера; индейцы ею пользуются во время большой охоты.
Голубые глаза мальчика раскрывались все шире и шире, зрачки неподвижно смотрели на Джейми. Чтобы парнишка лучше усвоил его слова и не отвлекался, Джейми крепко взял его за ногу, как раз под коленом, — и тут же почувствовал легкую дрожь.
— Там останешься до утра, — твердо продолжил он. — И если я туда не приду — отправляйся домой. Езжай так, чтобы солнце было слева от тебя утром и справа после полудня, а через два дня дай лошади волю — вы уже будете достаточно близко к дому, она сама найдет дорогу, я думаю.
Он глубоко вздохнул, соображая, что еще можно сказать, но добавить ему было нечего.
— Да поможет тебе Господь, парень.
Он ободряюще улыбнулся Вильяму — хотя, возможно, улыбка получилась немного кривоватой, — хлопнул лошадь по крупу, заставляя ее тронуться с места, и пошел на запах дыма.
* * *
Это не был обычный запах костров, присущий деревне; не походило это и на запах ритуального огня, о котором рассказывал ему Ян, — когда индейцы поджигали целые деревья, уложенные на специальной площадке в центре деревни. Это был огромный костер, говорил Ян, как на кельтских праздниках, — и Джейми хорошо знал, как трещат деревья в таких кострах. Но он чувствовал огонь, который был намного больше кельтского костра.
С предельной осторожностью он описал широкий круг и наконец подошел к невысокому холмику, с которого он мог увидеть всю деревню. Впрочем, он увидел это сразу же, как только выбрался из-под лесного укрытия. Густые клубы серого дыма поднимались тлеющими останками длинных вигвамов тускара.
Густая коричневатая пелена дыма висела над лесом, насколько хватало взгляда Джейми. Он глубоко вздохнул, закашлялся и поспешил прикрыть краем пледа нос и рот, крестясь свободной рукой.
Ему уже приходилось чуять запах горящей плоти, и теперь, когда ему вдруг вспомнились погребальные костры Калодена, его прошибло холодным потом.
Его душа преисполнилась самых черных предчувствий при виде разорения, царившего внизу, в небольшой долине, — но он тем не менее пошел вперед, тщательно обыскивая деревню, пытаясь сквозь щиплющий глаза дым найти хоть какой-нибудь признак уцелевший жизни. Но вокруг не было ни малейшего движения, кроме движения волн дыма; он вытягивался и извивался, как толпа призраков, скользя вслед за порывами ветра мимо обуглившихся вигвамов. Кто это сделал? Чероки или криики, явившиеся с юга? Или какое-то из уцелевших племен алгонкинов с севера?
Порыв ветра ударил ему в лицо, едва не оглушив вонью обуглившейся плоти. Джейми согнулся пополам, его вырвало, и он попытался изгнать из памяти глубоко въевшиеся картины сожженных полей и убитых детей и стариков. А когда он выпрямился, вытирая рот рукавом, то услышал где-то вдали лай собаки.
Он повернулся и быстро пошел вниз по склону, на звук, и его сердце забилось быстрее. Индейцы, совершающие налет, не берут с собой собак. И если после кровавой бойни хоть кто-то остался в живых, то собака может находиться рядом с людьми.
И тем не менее он двигался как можно тише, не осмеливаясь крикнуть, позвать живого. Огонь полыхал в деревне не больше суток назад; половина стен еще держалась. И кто бы это ни учинил, он еще находился где-то неподалеку, в том можно было не сомневаться.
Собака сама нашла его; это была громадная желтая дворняжка, и Джейми узнал ее — собака принадлежала приятелю Яна, Онакаре. Пес вел себя не так, как обычно; он не залаял и не бросился навстречу Джейми, а просто стоял в тени большой елки, прижав уши и негромко рыча. Джейми медленно приблизился к нему, протянув вперед руку.
— Ну-ка, приятель, не волнуйся, — тихонько сказал он. — Понюхай меня, мы знакомы. Где твои люди, а?
Пес осторожно обнюхал руку Джейми, все еще рыча. Его ноздри несколько раз дернулись, но пес чуть успокоился и даже сделал шаг вперед.