День был жарким, даже по меркам июньского Чарльстона. Лучшие места были, конечно, на дамбе, где дул ветерок; а здесь, внизу, всех как будто поджаривали заживо. Мое платье промокло насквозь, и хлопчатый корсаж прилип к телу между грудями. Я в десятый раз за десять минут промокнула лицо и подняла повыше тяжелый валик волос в тщетной надежде, что ветерок охладит мне шею.
Я в этот момент ощущала собственную шею как-то особенно болезненно. Незаметно положив ладони на нижнюю часть горла, я обхватила его пальцами. Я ощущала биение пульса в сонной артерии, я слышала грохот барабанов, и, когда я вздохнула, горячий влажный воздух застрял у меня в горле, как будто меня душили.
Я поспешно опустила руки и сделала как можно более глубокий вдох. Это было ошибкой. Мужчина, стоявший передо мной, не мылся с месяц или больше; край воротника, прилегавшего к его шее, был темным от грязи, от его одежды несло кислятиной и затхлостью, и эта едкая смесь перешибала даже сладковатую вонь толпы. Запах горячего хлеба и жареной жирной свинины, доносящийся с лотков разносчиков, перебивал мускусный дух гниющих в низинах водорослей, и все это лишь слегка смягчал слабый соленый ветерок, дувший с залива.
Впереди меня было несколько ребятишек, вытягивавших шеи и таращивших глаза; они постоянно выбегали из-под дубов и карликовых пальм, чтобы посмотреть вдоль улицы, и их то и дело призывали обратно встревоженные родители. У ближайшей ко мне девочки была шейка, похожая на белый стебелек травы, тонкая и трогательная.
По толпе пробежал ропот возбуждения; направлявшаяся к виселице процессия появилась в дальнем конце улицы. Барабаны застучали громче.
— Где он? — пробормотал рядом со мной Фергус, тоже вытягивая шею, чтобы лучше видеть. — Уверен, мне следовало быть с ним.
— Он подойдет сюда. — Я хотела подняться на цыпочки, но не стала, чувствуя, что это было бы недостойным поступком. Я огляделась по сторонам, шаря по толпе глазами. Я всегда без труда находила Джейми в толпе; его голова и плечи возвышались над большинством мужчин, а волосы пылали красновато-золотым огнем. Но его пока что не было видно, вокруг волновалось лишь море чепчиков и треуголок, спасавших от жаркого солнца тех горожан, которые пришли слишком поздно, чтобы занять местечко в тени.
Сначала мы увидели флаги, полоскавшиеся над головами возбужденной толпы, — знамя Великобритании и британской колонии Южная Каролина. И еще одно, с гербом лорда-губернатора колонии.
Затем появились барабанщики, шедшие парами, в ногу; их палочки выбивали тревожный ритм. Это был медленный марш, безжалостно-неумолимый. Марш мертвеца, подумала я, да, наверное, это можно назвать так; весьма подходящий при данных обстоятельствах. Все вокруг затихло при звуке барабанов.
Затем показался взвод солдат в красных мундирах, а между ними шли осужденные.
Их было трое; руки у них были связаны спереди, на шее у каждого был железный воротник с кольцом; цепь, пропущенная сквозь кольца, соединяла узников между собой. Первым шел невысокий пожилой мужчина, оборванный и грязный, едва волочащая ноги развалина, которая то и дело пошатывалась и спотыкалась, так что священник в темном костюме, шедший рядом с осужденными, был вынужден то и дело поддерживать его под руку, чтобы тот не упал.
— Это кто, Гэйвин Хайз? Он выглядит больным, — негромко сказала я Фергусу.
— Он пьян, — ответил мягкий голос у меня за спиной. Я резко обернулась и увидела Джейми, стоявшего совсем рядом и не отрывавшего глаз от процессии.
Неустойчивость малорослого человека нарушала стройность процессии, а его постоянные попытки упасть на колени заставляли тех двоих, что были соединены с ним цепью, шарахаться из стороны в сторону, чтобы увернуться от него и удержаться на ногах. В целом впечатление создавалось такое, как будто трое пьянчужек возвращались домой из ближайшей таверны; и это выглядело чрезвычайно странно, если учесть серьезность происходившего. Сквозь грохот барабанов до меня доносились смешки, выкрики и язвительные замечания, звучавшие с битком набитых людьми кованых балконов домов, стоявших вдоль Ист-Бэй.
— Твоя работа? — спросила я тихо, чтобы не привлекать внимания стоявших рядом, — но я могла бы хоть закричать во весь голос и замахать руками; никто не замечал ничего, кроме происходившего впереди.
Я скорее почувствовала, чем увидела, как Джейми пожал плечами, продвигаясь вперед и становясь рядом со мной.
— Он сам меня попросил, — сказал Джейми. — И это лучшее, что я мог для него сделать.
— Бренди или виски? — спросил Фергус, изучая Хайза оценивающим взглядом.
— Этот человек шотландец, милый Фергус. — Голос Джейми был так же спокоен, как и его лицо, но я все же уловила в нем слабую нотку напряжения. — Виски… Он хотел виски.
— Мудрый выбор. Если ему повезет, он может даже и не заметить, как его повесят, — пробормотал Фергус.
Маленький человечек тем временем выскользнул из рук проповедника и с размаху шлепнулся лицом вниз на песчаную дорогу, и один из его товарищей упал на колени от толчка; третий пленник, высокий молодой человек, устоял на ногах, но отчаянно раскачивался из стороны в сторону, пытаясь удержать равновесие. Толпа при этом зрелище отчаянно развеселилась.
Капитан стражи залился краской от белого парика до металлического латного воротника, разогретый яростью не меньше, чем солнцем. Он выкрикнул приказ, пока барабаны продолжали свой мрачный грохот, и один из солдат поспешно подбежал к приговоренным, чтобы снять соединявшую их цепь. Хайза бесцеремонным рывком поставили на ноги, солдаты схватили его за обе руки, и процессия двинулась дальше, уже более упорядоченно.
Смех затих, когда она подошла к виселице — это была подвода с запряженными в нее мулами, стоявшая под ветвями огромного, могучего дуба, Я даже пятками ощущала бой барабанов. Меня тошнило от жары и от запахов. Барабаны внезапно умолкли, и в ушах у меня зазвенело от тишины.
— Тебе вовсе ни к чему смотреть, Сасснек [1] , — прошептал мне в ухо Джейми. — Вернись в фургон. — Он, не мигая, смотрел на Хайза, который что-то бормотал и шатался в руках солдат, глядя по сторонам затуманенными глазами.
Последнее, чего мне хотелось, так это смотреть. Но все же я не могла оставить Джейми одного перед этим зрелищем. Он пришел сюда ради Гэйвина Хайза; я пришла ради него. Я дотронулась до его руки.
— Я останусь.
Джейми выпрямился, расправив плечи. Он сделал шаг вперед, дабы быть уверенным: его видно в толпе. Если Хайз был достаточно трезв для того, чтобы видеть хоть что-либо, то последним, что он увидит в этом мире, будет лицо его друга.
И он увидел; Хайз шарил глазами туда-сюда, пока его поднимали на подводу, вертел головой, отчаянно таращась…
— Гэйвин! — внезапно закричал Джейми.
Глаза Хайза сразу нашли его, и он перестал сопротивляться.