— Да, спасибо, — я попыталась сесть, но Джейми обхватил меня за плечи и приподнял, прислонив к себе. Он поднес к моим губам чашку, и согревающая кровь жидкость мягко скользнула по моему языку, потом огнем прокатилась по горлу, сжигая все следы тошноты и табака, оставляя на их месте устойчивый ромовый привкус жженого тростникового сахара.
— Теперь лучше?
Я кивнула и протянула ему правую руку. Он надел кольцо на мой палец, и металл оказался теплым, согретым его ладонью. Потом Джейми осторожно сжал мою руку — осторожно, но крепко.
— Неужели он следил за нами от самого Чарльстона? — высказала я вслух возникшее у меня подозрение.
Джейми покачал головой. Его волосы все еще не были связаны, и их тяжелые волны то и дело падали вперед, закрывая ему лицо.
— Нет, не думаю. Если бы он знал, что у нас есть драгоценные камни, он бы постарался напасть на нас на дороге, еще до того, как мы добрались до Велмингтона. Нет, он, скорее всего, узнал о них от кого-то в доме Лиллингтона, от какого-нибудь слуги. Я полагал, что нам ничто не грозит, потому что мы выехали к Кросскрику еще до того, как кто-то мог прослышать о камнях. Но все же кто-то успел проболтаться… лакей, возможно; а может быть, та портниха, которая шила твое платье.
Его лицо выглядело совершенно спокойным, но оно всегда бывало таким, если Джейми старался скрыть слишком сильные чувства. Внезапный порыв горячего ветра пронесся по палубе; дождь приближался. Ветром волосы Джейми разбросало по щекам, и он смахнул их и отвел за спину, запустив пальцы в плотные пряди.
— Мне очень жаль, что пропало второе твое кольцо, — сказал он через несколько секунд.
— О! Но… — я запнулась. — Все в порядке. — Но слова застряли у меня в горле, и я задохнулась, внезапно осознав потерю.
Я носила это золотое кольцо почти тридцать лет; оно было знаком принесенных клятв, забытых, возобновленных, наконец возвращенных. Оно было знаком брака, семьи; знаком немалого куска моей жизни. И наконец, оно было последней памятью о Фрэнке — которого, несмотря ни на что, я все-таки любила.
Джейми промолчал, но взял мою левую руку и стал нежно поглаживать пальцы. Я тоже ничего не сказала. Я просто глубоко вздохнула и повернулась лицом к корме; деревья, стеной стоявшие вдоль воды, шелестели в предвкушении грозы, и их листва разговаривала настолько громко, что заглушала все звуки, доносившиеся из каюты.
Маленькая капля упала на мою щеку, но я не шелохнулась. Моя рука, безвольная и бледная, лежала в руке Джейми, и выглядела до странности хрупкой; меня даже испугал ее вид.
Вообще-то обычно я уделала большое внимание своим рукам, всячески ухаживая за ними. Руки были моим рабочим инструментом, средством соприкосновения с болезнью, они были нежными и сильными для тех, кого я лечила. Они были даже красивыми, и я несколько отстраненно оценивала их красоту, — но главным были их сила и умелость, и уверенность, с которой они работали.
И вот я видела ту же самую собственную руку — но почему-то она была бледной, с вялыми пальцами, со слегка набухшими суставами… и странно голая без привычного кольца; и все же это определенно была моя рука. Просто когда она лежала в огромной и грубой ладони, она в сравнении с ней казалась уж слишком хрупкой.
Другая рука Джейми сжалась чуть сильнее, вдавив металл серебряного кольца в мою плоть, напоминая мне о том, что осталось со мной. Я в ответ обхватила кулак Джейми и прижала его к своему сердцу. Дождь наконец хлынул по-настоящему, обрушив на нас крупные теплые капли, — но ни один из нас не тронулся с места.
Дождь превратился в ливень, занавесив сплошной вуалью воды берега, он шумно колотил по листьям, по палубе, по реке, на мгновение создав иллюзию нашей полной невидимости. Прохладный и мягкий, дождь омыл мою кожу, как бальзам, исцеляющий все раны и боль утрат.
Я почувствовала себя одновременно и ужасающе уязвимой, и абсолютно защищенной. И я знала — я всегда буду чувствовать себя так рядом с Джейми Фрезером.
Кросскрик, Северная Каролина, июнь 1767 года.
Поместье Речная Излучина располагалось на берегу реки Кейпфир, как раз над местом слияния двух рек, — которое, собственно, и дало название Кросскрику («Слияние ручьев»). Кросскрик оказался довольно большим городом, с шумной товарной пристанью и несколькими большими складами, выстроившимися вдоль воды. Когда «Салли-Энн» начала медленно пробираться мимо городских пристаней, лавируя между стоявшими на якорях судами, на нас навалился сильный смолистый запах, повисший над городом и рекой, насквозь пропитавший горячий, влажный, тяжелый воздух.
— Господи Иисусе, да это все равно, что дышать скипидаром! — задохнувшись, прохрипел Ян, когда на нас накатила очередная волна резкого запаха, сведя на нет наши попытки набрать в легкие свежего воздуха.
— А ты и в самом деле дышишь скипидаром, парень, — по лицу Этруклуса скользнула редкая для него улыбка, и тут же растаяла. Чернокожий кивком головы показал на баржу, привязанную канатами к сваям одного из причалов. Баржа была нагружена бочками; на многих бочонках нетрудно было заметить потеки густой черной жидкости, сочившейся сквозь стыки между досками. На других бочках, более крупных, виднелись клейма их владельцев, а под клеймами была выжжена на сосновой древесине большая буква «Т» — «терпентин».
— Да, все правильно, — подтвердил капитан Фриман. Он прищурился, спасая глаза от слишком ярких солнечных лучей, и медленно помахал рукой перед собственным носом, как будто это могло хоть в какой-то мере уменьшить пронзительную вонь. — В это время года здесь собираются из глубины штата сборщики смолы. Смола, деготь, скипидар — все это отправляется баржами в Велмингтон, а оттуда уже уходит на юг, в торговый порт Чарльстона.
— Не думаю, чтобы тут был один только терпентин, — усомнился Джейми. Он промокнул шею своим платком и показал на самый большой из складов, возле распахнутых дверей которого стояли по обе стороны солдаты в красных мундирах. — Чуешь, Сасснек?
Я осторожно втянула воздух. Да, действительно, в воздухе присутствовал еще какой-то запах… горячий, знакомый…
— Ром? — вопросительно произнесла я.
— И бренди, пожалуй. И еще немножко портвейна. — Длинный нос Джейми шевелился, чуткий, как у мангусты. Я удивленно уставилась на него:
— Эй, так ты не потерял чутье?
Двадцать лет назад он управлял винным делом своего двоюродного брата Джареда в Париже, и его уникальный нюх и чувствительность вкусовых пупырышков вызывали благоговейный восторг дегустаторов вина.
Джейми усмехнулся.
— Ну, полагаю, я и сейчас смогу отличить мозельское от лошадиной мочи, если ты все это сунешь прямо мне под нос. Но что-то мне кажется, что отличить скипидар от рома — невелик подвиг, а?
Ян хватил ртом воздуха — и тут же резко выдохнул его, закашлявшись.