– Ладно, – буркнула Женечка. – Не волнуйся. Я ж тебя понимаю, подруга. После вчерашнего стресса… – Она наконец просунула вторую руку в халат и теперь разглядывала в зеркало свое веснушчатое личико. – А кто сегодня из врачей? Журналов?
Маргарита вздрогнула.
– Н… нет. Щевьев.
– Ну и слава богу! – обрадовалась медсестра. – А то этот конь ретивый только коньяк хлещет да баб тискает!
– Как ты думаешь… – Маргарита подыскивала правильные слова. – Журналов… Он способен… Словом, он может… убить человека?
Женечка оторвалась от созерцания своего крохотного носика и удивленно уставилась на подругу.
– Убить? Журналов? Да ты что, Марго? Он хоть и мерзавец, но все ж таки врач!
– Я тоже так думаю, – с облегчением кивнула Маргарита. – Он же врач!
– А чего это ты вдруг… спросила? – Женечка извлекла из кармана щетку и принялась начесывать рыжую челку. – Допек тебя наш донжуан? Меня тоже допек! Но я ему сразу сказала: убери, мол, руки, козел старый! У меня есть любимый человек! Не какой-то там бойфренд, а настоящий! Люблю его больше жизни, дурака такого! На все для него готова, хоть в петлю, хоть в огонь! И тебе, мол, козлина рогатый, до него как до неба!
– Это ты про Юрика своего? – уточнила Маргарита, наклонившись под стол и ссыпая осколки из совка в ведро.
– Конечно! – Женечка удивленно вскинула брови. – А про кого же еще? Он у меня – один! Единственный и неповторимый! – Она вдруг расстроенно опустила руку со щеткой. – Только вот ребеночка не захотел… Заставил меня вычищаться. А я была бы рада девочку родить… Или мальчика, как ты.
– Дуреха, – вздохнула Маргарита. – Ну и рожала бы! Для себя, не для него! Зачем своего альфонса слушаешь? Он у тебя как есть – недоспелый! Ему бы пиво лакать по барам целыми днями и в рулетку играть, а не детей заводить. Иметь семью – огромная ответственность, ведь мужчина – и добытчик, и защитник, и заботливый отец…
– А Танкован? – насмешливо перебила Женечка. – У него как с ответственностью? Он тоже недоспелый?
Маргарита помрачнела.
– Максим – самостоятельный и целеустремленный человек, – ответила она. – Но я его разрешения на роды не спрашивала. Это только мое дело, понимаешь? Захочет признать сына – будет у нас семья. Не захочет – воспитаю Тошку одна, с мамой.
– Будет семья? – ахнула Женька. – Неужели сможешь простить его?
– А я никогда и не держала на него обиды. – Маргарита тряхнула головой. – Наоборот! Максим подарил мне Антошку – самого дорогого на земле человечка, и я ему благодарна за это.
– Ты до сих пор любишь Танкована? – Медсестра заглянула подруге в глаза. – Правда любишь?!
Та отвела взгляд и… вдруг похолодела. Сердце, подпрыгнув, оборвалось вниз, а горло сдавило невидимой стальной хваткой.
– Что это?.. – прошептала она, тыча пальцем куда-то в стол.
Женечка повернула голову и ахнула. Между стопкой медицинских карт и раскрытым журналом, на том самом месте, где недавно стояла фотография мамы и сына Маргариты, теперь красовалась фанерная табличка, подпертая чернильным прибором. «М. Струковский, 1948 г. р. Аневризма аорты»
– Что за дебильные шутки? – взревела Женечка и, схватив табличку, кинулась в коридор. – Найду, кто это сделал, – убью!
– Мне пора, – тихо сказала Маргарита. – Журнал заполнен, препараты – по описи, процедуры расписаны.
– Тебе разве не интересно, что за гад здесь забавляется? – Рыжую медсестру трясло от злости. – Сейчас обойду палаты и каждому в рожу ткну фанеркой! Кто-нибудь да сознается! Кстати… – спохватилась она, удивленно оглядываясь. – А почему в отделении такая тишина, словно вымерли все?
Маргарита пожала плечами:
– Вчера так же было… Когда меня… в процедурной… когда Струковский… умер…
– Я найду этого шутника, – пообещала Женечка. – Не волнуйся, Марго! Отдыхай и ни о чем не думай.
Та медленно стащила с себя халат, споткнувшись, вышла из-за стола и неуверенными шагами направилась к выходу. На пороге она остановилась, открыла дверь, зачем-то пощелкала собачкой замка и пробормотала задумчиво: – Он не шутник, Женька… Он – убийца.
На лестнице было тихо. Две стоваттовые лампочки под высоким потолком, прикрытые давно не чищенными плафонами, отбрасывали грязно-желтые пятна света на гладкие крашеные стены. Площадка между этажами поблескивала свежими лужицами после недавней уборки, но здесь по-прежнему стоял тяжелый, кисловато-горький запах табака. Сдавленная с боков жестяная банка из-под томатов, пристроенная на радиаторе отопления, была полна мокрых вонючих окурков. На белом оконном откосе виднелась корявая надпись, сделанная фломастером: «Журналов – язычок!»
«Допек тебя наш донжуан? – вспомнила Маргарита. – Меня тоже допек…»
Следом в памяти прозвучал и другой вопрос рыжей Женечки: «Ты до сих пор любишь Танкована?»
Девушка вздохнула. История шестилетней давности опять наполнила сердце щемящей болью. Эта ноющая боль не прошла, не растаяла с годами. Она гнездилась где-то в правом предсердии или в межреберье, то отступая на время, то с новой силой сжимая душу в ледяных объятиях.
Маргарита не солгала сменщице: она не держала зла на Максима, но все, что было с ним связано, даже простое упоминание его имени, – причиняло ей страдание. Она никогда не задавалась вопросом, как могла бы сложиться ее жизнь, не попадись ей на пути хладнокровный физик. Но все сложилось так, как сложилось. И в этой ее нынешней судьбе нашлось место не только для мокрой от слез подушки, но и для радости, и для счастливой улыбки.
В том, что она не могла забыть Танкована, таилось главное откровение: значит, она умеет любить ! В конце концов, редкая женщина может похвастаться постоянством в отношении к тому, с кем рассталась много лет назад. Историй, подобных той, что случилась с Маргаритой, – великое множество. Но в них почти всегда сломанная, казалось бы, жизнь обретает со временем новый смысл, боль и страдание находят утешение, терпение получает награду, трагедия сменяется новообретенным счастьем.
А Маргарита так и не встретила новую любовь, не смогла забыть Максима, не избавилась от боли. Она научилась жить с ней, смирилась с ролью матери-одиночки и даже научилась быть благодарной судьбе, обстоятельствам и отцу своего чудесного ребенка.
…Неожиданно на лестнице за спиной Маргариты раздался шорох. Она обернулась так резко, что выронила на пол сумочку.
– Ты?..
– Испугалась, коза? – Молодой человек, лет девятнадцати, в бежевой, несвежей футболке, с набриолиненными, зачесанными на лоб волосами и аляповатой серьгой в левом ухе, развязно ухмыльнулся, наклоняясь за сумочкой.
– Испугалась, – подтвердила Маргарита и поджала губы. – Что ты бродишь, как привидение, Юра?
Парень расхохотался.
– Помнишь, как там, в мультике: привидение с мотором, жуткое, но… симпатичное. – Последнее слово он произнес, с силой привлекая девушку к себе.