– Во как! – насмешливо покачал головой мужчина. – Неправомерных действий, значит? Его другу, – он кивнул на Максима, – отрезали яйца, и боюсь, ему плевать, недоразумение это или нет…
– Что вы сказали? – Танкован побледнел. – Руслану… отрезали…
– Яйца! – смачно повторил рыжий, буравя взглядом Татьяну. – Отчекрыжили достоинство под самый корешок опасной бритвой. И мы почти уверены, что из-за женщины.
– Нам можно войти? – с раздражением спросила Михеева.
Мужчина отступил в прихожую.
– Не только мона, но и нуна. – Он цокнул языком. – Присутствуйте! Во избежание недоразумений.
В квартире, кроме рыжего оперативника, который оказался тем самым Блатовым, что разговаривал с Максимом по телефону, находились еще двое сотрудников в штатском, по всей вероятности, следователь и криминалист, а также усталого вида пожилой мужчина в безупречно отутюженном милицейском кителе с погонами капитана – местный участковый. Удерживая под мышкой коричневую кожаную папку, он ежеминутно доставал из кармана платок и вытирал мокрый лоб.
Девятнадцатиметровая, скудно обставленная комната выходила единственным окном со стеклянной балконной дверью во двор. Пыльные светло-зеленые шторы пропускали достаточно света, но в помещении, тем не менее, горели все осветительные приборы: потолочная трехламповая люстра из фальшивого хрусталя и торшер на тонкой ножке, воткнутый в узкое пространство между полотняным шкафом и одной из кроватей. Горчичного цвета обои на стенах местами отклеились и напоминали высунутые собачьи языки.
Максим испуганно обвел глазами комнату: вещи разбросаны по полу, стулья перевернуты, постель смята. Содержимое его походного чемодана кто-то бесцеремонно вытряхнул на стол, и там образовалась внушительная горка вывернутых наизнанку свитеров, мятых брюк, пузырьков, футляров и картонных коробок. На скомканной, сваленной в кучу одежде белели кусочки порванной фотографии. Ими словно специально посыпали сверху Максимовы вещи, как голову – пеплом. Танкован подошел ближе и похолодел. В этих остроугольных бумажных кусочках он узнал снимок, присланный пару лет назад Маргаритой.
– Паспорт с собой? – обратился к нему следователь – толстый румяный коротышка лет тридцати пяти с бледным, веснушчатым лицом и пухлыми розовыми губками. – Мне предстоит задать вам несколько вопросов.
– Для начала потрудитесь объяснить, что здесь произошло. – Татьяна встала у стола, сложив на груди руки.
Следователь невозмутимо поднял с пола упавший стул, поставил его на место, спокойно сел и разложил на коленях бумаги.
– Сегодня утром… – медленно произнес он, листая исписанные мелким почерком страницы, будто ища в них подсказку, – в этой квартире… совершено нападение на гражданина… Кушева Руслана Булатовича… разбойное… или хулиганское… еще предстоит выяснить. – Он вдруг замолчал, найдя нужную страницу, и углубился в чтение.
– По факту возбуждено уголовное дело? – быстро спросила Михеева.
– Возбуждаемся, – глухо отозвался следователь, не отрываясь от своих бумаг.
– По какой статье?
– Решаем. Может быть, разбой… Или нанесение тяжких… Или злостное…
– Ну уж дудки! – Татьяна подняла с пола второй стул и уселась напротив следователя. – Хулиганством не отделаетесь.
Тот удивленно поднял на нее маленькие карие глазки.
– А вы, собственно, кто?
– Это адвокат, – усмехнулся Блатов. – Господин Танкован поспешил обзавестись защитой.
– Уже защищаетесь? – все так же ровно поинтересовался коротышка. – На воре, как говорится, и шапка…
– Перестаньте, – поморщился Максим, протягивая ему паспорт. – Я готов ответить на ваши вопросы. Только сначала объясните мне, что с Русланом? Где он?
– Ваш друг в больнице. – Следователь открыл документ и придвинулся к столу. – Его кастрировали вот этим инструментом. – Он приподнял двумя пальцами прозрачный целлофановый пакет, на дне которого угадывалась раскрытая опасная бритва.
Только сейчас Максим обратил внимание, что постель Руслана разобрана, а пододеяльник чернеет отвратительными кровавыми кляксами.
– За что?!. – Он задохнулся от ужаса. – Кому понадобилось?..
– Вот отсюда – первый вопрос. – Коротышка локтем освободил на столе пространство и пристроил туда свои бумаги. – Как складывались отношения Кушева с женщинами? Есть ли среди них такие, что могут считать себя брошенными, обиженными или обманутыми?
Танкован шумно вздохнул и провел ладонью по лицу.
– Подождите, дайте сосредоточиться… Брошенные женщины? – Он вдруг явственно представил себе искаженное злобой Светкино лицо, ее губы, кривящиеся в бешенстве: «Значит, ты считаешь возможным унижать меня, втаптывать в грязь, называть «пещерой неожиданностей»? Мнишь себя героем-любовником, да, игрец на душах?!»
– Понимаете, – следователь поднес к глазам шариковую ручку, пытаясь обнаружить на кончике стержня невидимый волос, – нападение совершено с непонятной целью. Преступники ничего не искали, не требовали от Кушева ни ценностей, ни денег, не добивались признаний или объяснений. Они просто скрутили ему руки, сняли с него штаны и… Очень похоже на самосуд, правда? На средневековое наказание.
– Не искали? – с сомнением покачал головой Максим. – А кто же тогда выпотрошил мой чемодан?
– Ах, это ваши вещички? – Коротышка брезгливо приподнял над столом скомканные штаны. Обрывки фотографии посыпались на пол. – А я думал, они здесь всегда лежали. – Он хмыкнул. – Знаете, обычное дело для холостяцкого жилища.
Максим не мигая уставился на рассыпанные бумажные кусочки.
– Но вернемся к вашему другу. – Следователь склонился над протоколом и, сверяясь с паспортом, принялся записывать данные. – Имелись у него мстительные подружки? Может быть, неосторожная девица забеременела, а Кушев отказался признать мальца?
– Послушайте меня… – пробормотал Максим. – Кто-то вытряхнул из чемодана мои вещи и порвал мою фотографию.
– Вашу фотографию? – Следователь оторвался от протокола и с интересом подвигал пухлой короткой ножкой по полу, пытаясь рассмотреть рваные кусочки.
– Принадлежащую мне фотографию, – поправился Максим. – На ней была изображена… одна моя знакомая.
– Ваша общая с Кушевым знакомая? – Следователь поднял на него глаза.
– Моя. – Танкован вытер ладонью лоб. – У нас с Русланом не было общих подруг, которых мы могли бы не поделить, если вы на это намекаете.
– Значит, Кушев женщин не обижал? – уточнил увалень.
– Нет.
– А вы? – Он замер, буравя Максима взглядом.
– Какое это имеет значение? – не выдержала Михеева. – Вам нравится копаться в грязном белье?
– Это моя работа! – Следователь расплылся в улыбке и демонстративно переложил с места на место скомканные Максимовы брюки. – Просто может статься, что Кушева кастрировали по ошибке.