Эта часть здания была отдана творческому и руководящему составу. Об этом косвенно свидетельствовали отделка стен «под мрамор», новенький, еще не затертый ковролин на полу, кожаная мебель в холле и прямо заявляли таблички на дверях: «Приемная», «Зам. по развитию», «Переговорная», «Отдел разработок», «Программисты», «Отдел инноваций», «Сектор испытаний», «Системный отдел».
Все лампы в коридоре горели, несмотря на то, что рабочий день уже закончился, а за огромными, прикрытыми легким тюлем окнами с узкими гранитными подоконниками еще маячил световой день.
Максим остановился перед неплотно закрытой дверью с надписью «Начальник отдела разработок».
Лиснянская разговаривала с кем-то по телефону.
– А что вы хотели? – доносился из кабинета ее низкий грудной голос. – Чтобы нам в глаза тыкали? Над программой трудились наши лучшие кадры! Копирайт – наш, и мы это будем доказывать в суде! Мы живем в демократическом государстве, дорогой мой! По-вашему, украсть батон хлеба в супермаркете – плохо, а увести чужую идею – в порядке вещей?
Танкован хмыкнул. Кажется, он догадывался, о чем речь. Несколько программистов, уволенных Лиснянской в прошлом году, по видимости, утащили с собой свои же собственные разработки и предложили их конкурентам.
– Ничего подобного! – кипятилась начальница. – У нас остался оригинал программы и черновики с набросками. Вряд ли вам что-то светит в суде. Предлагаю решить проблему полюбовно в досудебном порядке. При чем здесь шантаж? Я действую в правовых рамках! Ну, как угодно… На нет и суда нет. Точнее, суд-то как раз непременно будет! – И она бросила трубку.
«Неумело блефуешь, – подумал Танкован. – Ничего ты не докажешь в суде. Играть надо с умом!»
Он распахнул дверь и быстро вошел в кабинет как человек, который пару минут назад отлучился покурить и теперь вернулся.
Лиснянская сидела в углу комнаты за фигурным металлическим столом в стиле «хайтек», приобретенном на ежегодной выставке офисной мебели в Экспоцентре. Кроме модного жидкокристаллического монитора, ее рабочее место украшали искусно собранный стальной макет Эйфелевой башни размером с настольную лампу и элегантная статуэтка нимфы. На столе – ни бумаг, ни документов. Только глянцевый специализированный журнал «Компьютерные технологии», раскрытый и небрежно отодвинутый в сторону. По левую руку от Лиснянской высился металлический шкаф с темными стеклами, за которыми угадывался ряд массивных папок со скоросшивателями. Рядом со шкафом – изящная напольная вешалка. Центр комнаты пустовал. Последний месяц хозяйка кабинета каким-то чудом обходилась без привычного стола для совещаний. Вместо него у стены под окном, завешанным дымчатыми жалюзи, появился серый кожаный диван с кожаными же подушечками, раскиданными по углам. Перед диваном стоял журнальный столик с толстой металлической ножкой. На столике – электрочайник, две прозрачные кружки, банка растворимого кофе и вазочка с шоколадными конфетами.
Анна Ильинична подняла голову и удивленно воззрилась на вошедшего. Включенный монитор отбрасывал голубоватый свет на ее лицо, от чего оно казалось еще более надменным и холодным.
Максим закрыл за собой дверь, вытер ноги о половичок и деловито пристроил на полке барсетку с кофром.
– Что это значит? – грозно спросила Лиснянская. – Ты не ошибся кабинетом, Танкован? И вообще – зданием?
Тот стремительно проследовал к дивану, сел на него, раскинув руки на спинке и заложив ногу за ногу.
– Я пришел поговорить с вами, Анна Ильинична, – торжественно объявил он. – Как умный человек с умным человеком.
– И с этой целью ты ворвался в мой кабинет без приглашения? – Начальница зло прищурилась.
– Мне бы долго пришлось ждать от вас следующего приглашения, – пожал плечами Максим. – И мы оба знаем – почему.
– Что за фамильярность? Ты не забываешься, Танкован?
– Потому что, – невозмутимо продолжал тот, – я имел неосторожность и глупость отвергнуть предыдущее.
Лиснянская посмотрела на него с нескрываемым злорадством.
– Значит, ты признаешь, что глуп? – ухмыльнулась она. – Секунду назад ты величал себя умным человеком!
– Я глуп, Анна Ильинична, – послушно кивнул Максим. – Но умею исправлять свои ошибки. И я просил вас не увольнять меня, не дав мне шанса…
– Ты оскорбил меня, Танкован. – Лиснянская встала, закрыла глянцевый журнал и зачем-то передвинула его в центр стола. – Кроме того, ты злостно нарушил трудовую дисциплину. Прогул – это…
– Вам хорошо известно, что я был в больнице. – Он выразительно обвел рукой вокруг лица. – Автомобильная авария. И медицинская справка у меня есть, разумеется.
– Ну разумеется, – усмехнулась начальница. Она подошла к шкафу, распахнула дверцы и наугад вытащила первую попавшуюся папку. – Только не забывай, что ты у нас на испытательном сроке. Опоздание или тем паче прогул даже при наличии справки – верный шанс потерять работу. Ты сам дал мне повод.
– Именно – повод! – Максим выразительно поднял указательный палец. – А причина кроется в ином. В том, что вы называете оскорблением.
– А по-твоему, это несущественно? – Лиснянская раскрыла папку и принялась рассеянно листать страницы. На ней была узкая кремовая блуза с коротким рукавом, обтягивавшая пышную грудь, длинная юбка стрейч, скрывавшая полные ноги, и туфли на высоком каблуке.
– Иными словами, вы готовы уволить высококлассного специалиста, незаменимого работника только за то, что он по каким-то причинам отказался пообедать с вами?
– Не передергивай! – Начальница поморщилась и захлопнула папку. – Тебя послушать – я просто монстр, феодал-самодур!
«В самую точку!» – мысленно подтвердил Максим.
– К тому же, – продолжала она, – мне еще неизвестно, насколько ты хорош. Пока я лишь постоянно слышу, как ты сам себя нахваливаешь…
– Я просил дать мне шанс, – напомнил Танкован.
– И сколько тебе нужно времени? – криво улыбнулась Лиснянская. – Месяц? Полгода? Год?
«Смотря на что», – резонно заметил он про себя, а вслух спросил:
– А сколько времени вы дали двум моим предшественникам, прежде чем их уволить?
Женщина внимательно на него посмотрела, поставила папку на место, закрыла дверцы шкафа и небрежно поправила прическу:
– Продолжай.
– Я хотел спросить, чем провинились перед вами два молодых программиста? – выпалил Максим. – Почти месяц изучая сделанное ими, я могу судить об этих ребятах как о талантливых специалистах.
Лиснянская презрительно скривилась:
– Бездари и воры! Ничтожества!
Танкован едва заметно улыбнулся.
– Сдается мне, что эта ярость таит совсем иное что-то… [6]