Ибрагим замолчал. А затем добавил:
– Она разбила не только мою жизнь. Даже после своей смерти она смогла отнять у меня моего сына. Даже после своей смерти.
Его лицо исказилось судорогой страдания. Алла, сидевшая рядом с ним, протянула руку и положила ему на плечо. Он опустил голову.
– Смело, – пробормотал Леонтий Яковлевич, – смело и, возможно, честно.
Дебольский снял очки, протер стекла. У него всегда с собой были специальные салфеточки для протирания очков. И, похоже, они никогда не заканчивались. Леонтий Яковлевич надел очки, строго посмотрел на нас.
– Я тоже хочу рассказать вам свою историю, – вдруг произнес Дебольский.
Уже тогда я должен был почувствовать неладное. Ведь Леонтий Яковлевич никогда не отличался особой болтливостью. Он хранил тайны стольких людей, стольких организаций. Этот человек работал ещё с «цеховиками» доперестроечной поры. Умел хранить секреты. И вдруг он тоже разговорился. Уже позже, вспоминая эту ночь, я понял, что обязан был догадаться. Но мы все были в таком состоянии… Однако давайте по порядку.
Леонтий Яковлевич тяжело вздохнул, словно ещё раз решая, стоит ли ему рассказывать свою историю. И начал говорить.
– Эта история произошла в восемьдесят третьем. Вы, относительно молодые люди, не можете понять, что испытывает бывший советский человек, когда произносит «восемьдесят третий год». Мне тогда было уже под тридцать, а Феликсу только восемнадцать, Ибрагиму двадцать один.
Дело в том, что уже с начала шестидесятых в стране существовали мощные объединения так называемых «цеховиков». Это были люди, которые создавали параллельное производство, восполняя дефицит товаров легкой и местной промышленности своими изделиями. Сейчас это уважаемые люди, а тогда считались злостными врагами советской власти. Их нещадно преследовали и карали. Валютчиков, которые перекупали иностранную валюту, даже расстреливали. Цеховиков тоже расстреливали или давали максимальные сроки. Даже за убийство или грабеж давали куда меньшие сроки, чем за работу на цеховиков.
Когда я закончил институт, довольно быстро выяснилось, что моё безрадостное существование будет на сто десять рублей. С премиями получалось немного больше. Но это были гроши, которые советская власть платила за мою работу. Был такой анекдот. Вы делаете вид, что работаете, а мы делаем вид, что вам платим. Я сменил несколько мест работы, пока не стал курьером цеховиков между Ригой и Ташкентом. Я перевозил крупные суммы денег, и никто даже не подозревал, что в обычном пластиковом пакете я перевожу иногда до полумиллиона рублей. Чемоданы я сдавал в багаж, а пластиковый пакет обвязывал газетой и проносил в самолет или оставлял с собой в поезде, положив сверху пропахшую курицу.
Через несколько лет я стал одним из совладельцев крупного производства в Ташкенте. Затем уже начал посылать других «курьеров». У нас завязались тесные отношения с кавказскими городами. В Баку, Тбилиси, Ереване находились самые крупные хозяева подпольных цехов, туда тянулись самые криминальные связи. И тогда я познакомился с Арчилом Махарадзе. Он был крупный хозяин, который уже тогда стоил несколько десятков миллионов рублей. С ним мы провернули несколько очень крупных дел. Всё было хорошо, у нас были очень мощные покровители в прокуратуре, в МВД, даже в партийных органах. Но в конце восемьдесят второго года умер Леонид Брежнев, и все начало меняться. К власти в стране пришел Юрий Андропов. У него была более полная информация, в каком состоянии находилась страна. И он имел четкий план действий, как выводить страну из кризиса. Иногда я думаю, что если бы он остался жить, то, возможно, всё получилось бы иначе. Советский Союз бы не распался, а, наоборот, стал бы самым сильным государством в мире.
С начала восемьдесят третьего начались повальные «чистки» в МВД и партийных органах. Борьба против коррупции, взяточников и расхитителей начали преследовать и сажать в тюрьму. В кинотеатрах, парикмахерских, в салонах красоты, на базарах – начали проводить рейды, выясняя, кто и зачем находится в этих местах, отлучаясь с работы. Начали преследовать тунеядцев и бомжей, строже относиться к прогульщикам и пьяницам. И, конечно, повели беспощадную борьбу против цеховиков.
Наших покровителей тоже арестовали. Особенно мы пострадали, когда арестовали одного из наших компаньонов, латыша, работавшего с нами уже много лет. Арчил выходил непосредственно на него. Стало понятно, что если возьмут Арчила, то могут пострадать очень крупные партийные и советские работники, с которыми Арчил был в контакте. Я тогда приехал к нему на московскую квартиру. Мы вместе обсудили положение дел, вместе решили свернуть несколько наших подпольных цехов, чтобы переждать «смутное время». Я уже собирался уходить, когда нам позвонил Исаак Либерман, с которым мы были давно знакомы. Он позвонил на городской телефон Арчила. Тогда не было мобильных, и Исаак очень рисковал. Он был известным адвокатом и мог позволить себе иметь связи с крупными цеховиками.
– Вам нужно срочно уехать из города, – посоветовал он нам обоим, – в органах знают, с кем работал наш латышский друг. Вы меня понимаете?
Мы всё понимали. Но откуда нам было знать, что наш разговор уже прослушивался теми, кто не хотел допускать ареста Арчила никоим образом. Я вышел из его квартиры первым. Спустился вниз. И увидел «Волгу», в которой сидели двое убийц. Латыш не знал меня и не мог меня выдать. Я был слишком мелкой сошкой. А вот Арчила он знал хорошо. И Арчил знал слишком много. Я видел их лица и понимал, что эти двое приехали сюда не арестовывать Арчила. Они будут его убивать.
Я побежал в соседний двор, бросил монету в две копейки, чтобы позвонить и предупредить Арчила. Но в последнюю минуту передумал. Если городской телефон прослушивается, то они узнают, кто именно предупредил Арчила. Сбежать отсюда нет никакой возможности. Единственное, что он может сделать, это вызвать милицию и сдаться им. Безо всякой гарантии, что его не убьют по дороге в следственный изолятор. Но тогда нужно звонить в КГБ. В том обществе самой неподкупной структурой считались органы государственной безопасности.
Я стоял и напряженно размышлял. Всё равно мне не удастся спасти Арчила. Может, я всего лишь оттяну его смерть на несколько часов. Хотя в доме есть черный выход, и возможно, Арчил им воспользуется. Но если его убьют… И тут я понял, какие перспективы передо мной открываются. О многих счетах и делах знали только мы двое. Если Арчил исчезнет, то все его счета и цеха автоматически перейдут ко мне.
Пока я размышлял, тянулось время. Я забрал свои две копейки и вернулся во двор. Ждать пришлось недолго. Минут через двадцать Арчил вышел из дома. Его ждала серая «Волга» с водителем и ещё одним человеком, который выполнял роль его своеобразного охранника. Но эти двое даже не успели выйти из машины. Когда Арчил появился во дворе, рядом с ним возник один из его убийц. Он выпустил в Арчила три или четыре пули и сделал контрольный выстрел в голову. А затем сел в машину, и их автомобиль уехал, протаранив на пути и серую «Волгу» Арчила.