Вода стекала по его широкой груди на поджарый живот и дальше, к паху. Волна ударилась в белые бедра, качнула длинный фаллос. Келлхус отрешился от шума Менеанора и сосредоточился на приближающемся варваре. Ровный пульс. Бледная кожа. Расслабленное лицо…
Мертвые глаза. И Келлхус осознал: «Я не могу читать этого человека».
— Я последовал за тобой через Степь, не имеющую дорог.
Босые ноги прошлепали по мокрому песку. Найюр остановился перед Келлхусом; его рослая фигура блестела, залитая лунным светом.
— Я любил тебя.
Келлхус отступил, достал меч и выставил его перед собой. — На колени, — приказал он.
Скюльвенд рухнул на колени, вытянул руки и провел пальцами по песку. Он запрокинул лицо к звездам, подставляя горло под удар. Позади бушевал Менеанор. Келлхус недвижно стоял над ним. «Что это, отец? Жалость?»
Он посмотрел на скюльвендского воина, жалкого и униженного. Из какой тьмы пришло это чувство? — Ну, бей! — выкрикнул скюльвенд.
Огромное тело, покрытое шрамами, дрожало от ужаса и ликования. Но Келлхус не шелохнулся.
— Убей меня! — крикнул Найюр в купол ночи.
Со сверхъестественной быстротой он схватил клинок Келлхуса и приставил острие к своему горлу.
— Убей! Убей!
— Нет, — сказал Келлхус.
Волна разбилась о берег, и ветер осыпал их холодными брызгами.
Подавшись вперед, он осторожно высвободил клинок из хватки скюльвенда.
Найюр схватил его за шею и повалил на песок.
Келлхус не стал вырываться. Благодаря инстинкту или везению варвар ухватил его за точки смерти. Келлхус знал, что Найюру хватит незначительного рывка, чтобы свернуть ему шею.
Скюльвенд подтащил его к себе, так близко, что Келлхус почувствовал тепло, исходящее от мокрого тела.
— Я любил тебя! — шепотом прокричал он.
А потом оттолкнул Келлхуса. Но теперь дунианин был настороже; он прижал подбородок к груди, чтобы не растянуть мышцы шеи. Найюр смотрел на него с надеждой и ужасом…
Келлхус спрятал меч в ножны.
Скюльвенд качнулся назад и вскинул кулаки к голове. Он запустил пальцы в волосы и вцепился в них изо всех сил.
— Но ты же сказал! — исступленно выкрикнул он, потрясая окровавленными прядями. — Ты же сказал!
Келлхус молча смотрел на него. Можно найти и другую пользу.
Всегда можно найти другую пользу.
Тварь, именуемая Сарцеллом, двигалась по узкой тропе вдоль насыпи между полями. Несмотря на нетипичную для здешних мест сырость, ночь была ясная, и луна окрашивала рощи эвкалиптов и платанов в синеватый оттенок. Добравшись до руин, тварь придержала коня и направила его в длинную галерею колонн, уходящую к скоплению поросших травой курганов. За колоннами раскинулся Семпис, неподвижный на вид, словно озеро, и в его зеркальной поверхности отражалась белая луна и размытая линия северных склонов. Сарцелл спешился.
Это место когда-то было частью древнего города Гиргилиота, но тварь, именуемую Сарцеллом, не интересовали подобные вещи. Она жила мгновением. Сейчас ее интересовало только это сооружение. Отличное место для шпионов, дабы встречаться с теми, кто ими руководит, будь то люди или нелюди.
Сарцелл сел,прислонившись спиной к одной из колонн, и погрузился в мысли, хищные и непостижимые. На лунно-бледных колоннах были высечены изображения леопардов, вставших на задние лапы. Шум крыльев вывел Сарцелла из грез, и он приоткрыл большие карие глаза.
На колени к нему опустилась птица размером с ворона — во всем подобная ему, но с белой головой.
Белой человеческой головой.
Птица склонила голову набок и взглянула на Сарцелла маленькими бирюзовыми глазками.
— Я чую кровь, — произнесла она тонким голосом. Сарцелл кивнул.
— Скюльвенд… Он помешал мне допрашивать девчонку.
— Твоя работоспособность?
— Не пострадала. Я излечился.
Помаргивание.
— Хорошо. Ну так что ты узнал?
— Он — не кишаурим.
Тварь произнесла это очень тихо, словно бы щадя крохотные барабанные перепонки.
По-кошачьи любопытный поворот головы.
— В самом деле? — после секундной паузы переспросил Синтез. — Тогда кто же?
— Дунианин.
Легкая гримаса. Маленькие блестящие зубы, словно зернышки риса, сверкнули под приподнявшимися губами.
— Все игры приводят ко мне, Гаоарта. Все игры. Сарцелл застыл.
— Я не веду никаких игр. Этот человек — Дунианин. Так его называет скюльвенд. Она сказала, что это совершенно точно.
— Но в Атритау нету ордена под названием «дуниане».
— Нету. Следовательно, он — не князь Атритау.
Древнее Имя застыл, словно пытался провести большие человеческие мысли через маленький птичий разум.
— Возможно, — в конце концов сказал он, — название этого ордена не случайно происходит из древнего куниюрского языка. Возможно даже, что имя этого человека — Анасуримбор, — вовсе не является неуклюжей ложью кишаурим. Возможно, он и вправду принадлежит к Древнему Семени.
— Может, его обучали нелюди?
— Возможно… Но у нас есть шпионы — даже в Иштеребинте. Нам мало что неизвестно о действиях нинкилджирас. Очень мало.
Маленькое лицо оскалилось. Птица взмахнула обсидиановыми крыльями.
— Нет, — продолжил Синтез, нахмурив лоб, — этот дунианин — не подопечный нелюдей… Там, где был затоптан свет древней Куниюрии, уцелело много упрямых угольков. Один из них — Завет. Возможно, дуниане — другой такой уголек, не менее упрямый…
Голубые глаза снова моргнули.
— Но куда более скрытный.
Сарцелл ничего не сказал. Рассуждения на подобные темы в его полномочия не входили — таким его создали.
Крохотные зубы лязгнули — раз, другой, как будто Древнее Имя испытывал их прочность.
— Да… Уголек… и причем прямо в тени Святого Голготтерата…
— Он сказал этой женщине, что Священное воинство будет его.
— И он — не кишаурим! Вот загадка, Гаоарта! Так кто же такие эти дуниане? Что они хотят от Священного Воинства? И каким образом, милое мое дитя, этому человеку удается видеть сквозь твое лицо?
— Но мы не…
— Он видит достаточно… Да, более чем достаточно… Птица склонила голову, моргнула, потом выпрямилась.
— Дадим князю Келлхусу еще немного времени, Гаоарта. Теперь, когда колдун Завета выведен из игры, он сделался менее опасен. Оставим его… Нам нужно побольше узнать об этих «дунианах».
— Но его влияние продолжает расти. Все больше и больше Людей Бивня зовут его Воином-Пророком или Божьим князем. Если так пойдет и дальше, от него станет очень трудно избавиться.