Дерево, скользящее по камню, — кто-то отодвинул стул. Гулкий смех, голоса, говорящие по-киански. Если разговоры норсирайцев напоминают хрюканье свиней, подумал Найюр, то речь кианцев походила на гусиное гоготание.
Саубон развернул меч и занес его над головой. На какой-то безумный миг он сделался похожим на мальчишку, собравшегося бить рыбу острогой. Дверь распахнулась, в проеме показалось чье-то лицо…
Саубон ухватил появившегося на пороге человека за заплетенную в косички бороду и проткнул мечом. Кианец умер прежде, чем очутился на полу. Издав боевой клич, галеотский принц прыгнул в дверной проем.
Найюр вместе с остальными ринулся следом и очутился в узкой, освещенной свечами комнате. Перед ним оказался огромный барабан, сделанный из могучего дерева, обмотанный цепями, пропущенными через кольца в потолке. За барабаном он увидел нескольких кианских солдат в красных одеждах, пытающихся пробиться к собственному оружию. Двое просто сидели, оцепенев от неожиданности, за грубо обтесанным столом в углу; у одного во рту был кусок хлеба.
Саубон рубанул ближайшего из солдат. Тот с криком упал, схватившись за лицо.
Найюр ринулся в свалку, крича по-скюльвендски. Он ударил мечом по руке оказавшегося перед ним перепуганного язычника, сутулого юнца с жалкими клочками волос вместо бороды. Потом Найюр присел и полоснул по ногам второго стражника, кинувшегося на него сбоку. Стражник упал, и Найюр снова развернулся к юнцу, лишь затем, чтобы увидеть, как тот исчезает за дальней дверью. Галеотский рыцарь, имени которого Найюр не знал, пронзил раненого стражника копьем.
Рядом Саубон зарубил двоих фаним; принц размахивал мечом, словно дубинкой, и при каждом взмахе выкрикивал непристойные ругательства. Он потерял шлем, и спутанные белокурые волосы были покрыты кровью. Найюр отпрыгнул от упавшего кианца. Первым же ударом он расколол круглый черно-желтый щит ближайшего стражника. Язычник поскользнулся на крови, рефлекторно взмахнул руками, и Найюр всадил меч в его кольчугу. Крик стражника перешел в судорожное бульканье. Взглянув налево, Найюр увидел, как Саубон срубил противнику нижнюю челюсть. Горячая кровь брызнула Найюру в лицо. Язычник пошатнулся и взмахнул мечом. Саубон утихомирил его одним ударом, едва не снеся ему голову с плеч.
— Поднять ворота! — взревел галеотский принц. — Поднять ворота!
Теперь комната была набита воинами-айнрити, по большей части краснолицыми галеотами. Несколько человек кинулись к деревянным колесам. Их возбужденные голоса потонули в скрежете цепей.
Воздух наполнила пронзительная вонь вспоротых кишок.
Офицеры и таны Саубона собрались вокруг принца.
— Хорта! Зажигай сигнальный огонь! Меарьи, на штурм второй башни! Ты должен ее взять, сынок! Пусть твои предки гордятся тобой!
Сияющие голубые глаза отыскали Найюра. Невзирая на кровь на лице, во всей внешности Саубона сквозило величие, отцовская уверенность, от которой Найюру стало не по себе. Коифус Саубон уже был королем — и он принадлежал Келлхусу.
— Охраняй караульную, — велел галеотский принц. — Возьми столько людей, сколько сочтешь нужным…
Он обвел взглядом всех присутствующих.
— Карасканд пал, братья мои! Клянусь богами, Карасканд пал!
Комната наполнилась радостными криками, сменившимися хриплыми возгласами и грохотом сапог, превращающих блестящие красные лужицы на полу в непонятное месиво.
— Победа или смерть! — кричали айнрити. — Победа или смерть!
Протолкавшись в дальний коридор, Найюр отыскал караульную. Здесь было настолько темно, что скюльвенду потребовалось несколько мгновений, прежде чем глаза приспособились к темноте. Неподалеку потрескивал фитиль единственной свечи. Найюр слышал скрип поднимающейся решетки. Он чувствовал влажный холод, просачивающийся снаружи, ощущал поток воздуха, поднимающийся у него из-под ног. Найюр осознал, что стоит на большой решетке, установленной над проходом между двумя воротами. Постепенно из темноты проступили окружающие предметы: дрова, сложенные под стенами; ряды амфор — несомненно, в них было масло; две печи высотой ему по колено, каждая с кузнечными мехами и железными котлами для подогревания масла…
Потом он увидел мальчишку-кианца, которого недавно разоружил; тот сжался в комок у дальней стены, и его карие глаза были размером с серебряные таланты. На миг Найюр прикипел к нему взглядом. Невидимые коридоры гудели от воплей и криков.
— П-поюада т#39;фада, — всхлипнул юнец. — Ос-осма… Пипи-ри осма!
Найюр сглотнул.
Потом неведомо откуда возник галеотский тан — Найюр его не знал — и размашистым шагом направился к мальчишке, занося меч. В этот самый момент в проходе внизу засверкал свет, и сквозь решетку под ногами Найюр увидел группу галеотов с факелами, мчащихся к внешним воротам. Он поднял взгляд и увидел, как тан опускает меч. Мальчишка вскинул руки в попытке защититься. Клинок скользнул по запястью, прошел вдоль кости предплечья и отрезал большой кусок мяса. Мальчишка закричал.
Двери внизу распахнулись. Помещение наполнилось ликующими криками, прохладным воздухом и мерцанием факелов. Первые воины, которых Саубон спрятал на склонах под воротами, ринулись через проход. Тан ударил юнца — раз, другой…
Крики прекратились.
Пятна света плясали на забрызганной кровью фигуре тана. Голубоглазый мужчина в изумлении воззрился на разворачивающееся внизу зрелище. Он посмотрел на Найюра, улыбнулся и провел рукой по щекам.
— Истина сияет! — судорожно выкрикнул он. — Истина сияет!
Глаза его кричали о славе.
Не думая о том, что он делает, Найюр бросил меч и схватил тана, почти оторвав его от пола. Какой-то миг они боролись. Потом Найюр с размаху ударил противника лбом в лицо. Меч тана выпал из его обмякших пальцев. Голова мотнулась назад. Найюр ударил еще раз; у него лязгнули зубы. Снизу доносились крики и шум, железная решетка дрожала. С каждым проносящимся факелом по стенам скользили тени. И снова кость ударилась о кость. У тана хрустнула переносица, затем левая скула. Найюр бил и бил, превращая лицо противника в кровавое месиво.
«Я сильнее!»
Дергающееся тело упало; на Людей Бивня закапала кровь.
Найюр выпрямился; грудь его тяжело вздымалась, по железной чешуе доспехов бежали ручейки крови. Казалось, будто весь мир пришел в движение, столь мощным был текущий внизу поток людей и оружия.
Да, безумие подступало.
Над великим городом неслось пение труб. Военных труб.
Тем утром не было дождя, но редкий туман затянул дали, лишая Карасканд резкости и цвета, придавая дальним районам призрачный вид. Невзирая на облачный покров, чувствовалось, что солнце светит победителям.
Фаним, как энатпанейцы, так и кианцы, толпились на крышах и пытались разглядеть, что же происходит. Женщины крепко прижимали к себе плачущих детей, бледные как мел мужчины сжимали кулаки, а старухи громко причитали. Прямо у них на глазах восточные кварталы стало затягивать пеленой дыма. Внизу кианские кавалеристы прокладывали себе путь по узким улочкам, скача по телам соплеменников. Они стремились ответить на призыв барабанов сапатишаха. Они рвались на северо-запад, к Цитадели Пса. А потом, некоторое время спустя, перепуганные наблюдатели смогли разглядеть на дальних улицах Людей Бивня: небольшие, злобные тени, мелькающие в дыму. Закованные в железо люди мчались по улицам, мечи поднимались и опускались, и крохотные несчастные фигурки падали под их ударами. Сердца наблюдателей сжались от ужаса. Некоторые кинулись вниз, на забитые людьми улицы, чтобы присоединиться к ним в безумной, безнадежной попытке бежать. Иные остались и смотрели на приближающиеся столбы дыма. Они молились Единому Богу, рвали свои бороды и одежды и безнадежно думали обо всем том, чего вот-вот должны были лишиться.