— Я — Элеазар, — объявил старик звучным аристократическим голосом, — великий магистр Багряных Шпилей.
Он обвел взглядом ястребиных глаз онемевшую толпу и остановился на Готиане.
— Человек, который именует себя Воином-Пророком. Снимите его и отдайте мне.
— Ну что ж, я думаю, вопрос решен, — произнес Икурей Конфас, но его серьезный, сдержанный голос совершенно не вязался с жестокой насмешкой в глазах.
— Акка? — прошептал Пройас.
Ахкеймион недоуменно взглянул на него. На миг голос принца зазвучал так, словно ему опять было двенадцать лет…
Просто удивительно, до чего мало память волнует облик прошлого. Может, поэтому умирающие старики зачастую так недоверчивы. При помощи памяти прошлое нападает на настоящее, и не вереницей календарей и хроник, а голодной толпой «вчера».
Вчера Эсменет любила его. Всего лишь вчера она умоляла его не покидать ее, не ехать в Сареотскую библиотеку. И теперь до конца жизни, понял Ахкеймион, это останется «вчера».
Он посмотрел на вход — его внимание привлекло уловленное краем глаза движение. Это был Ксинем… Один из людей Пройаса — Ахкеймион узнал в нем Ирисса — помог ему переступить порог и подняться на заполненные людьми ярусы. Ксинем был в доспехах: кожаная юбка конрийского рыцаря, длиной по голень, серебристая кольчуга и наброшенный поверх нее кианский халат. Борода его была умащена маслом и заплетена, и спускалась на грудь веером завитков. По сравнению с полуживыми Людьми Бивня Ксинем выглядел крепким и величественным, одновременно и необычным, и знакомым, словно айн-ритийский принц из далекого Нильнамеша.
Маршал дважды споткнулся, проходя мимо собратьев-дворян, и Ахкеймион видел, какая мука отразилась на его лице — мука и странное упрямство, от которого разрывалось сердце. Решимость вновь обрести свое место среди сильных мира сего.
Ахкеймион проглотил комок в горле.
«Ксин…»
Не дыша, он смотрел, как маршал уселся между Гайдекки и Ингиабаном, потом повернулся лицом к открытому пространству, как будто Великие Имена сидели не внизу, а прямо перед ним. Ахкеймион вспомнил праздные вечера, проведенные на приморской вилле Ксинема в Конрии. Он вспомнил анпои, куропаток, фаршированных устрицами, и их бесконечные беседы. И внезапно Ахкеймион осознал, что он должен сделать… Рассказать историю.
Эсменет любила его лишь вчера. Но потом мир вдруг обрушился.
— Я страдал, — внезапно воскликнул он и словно бы услышал свой голос ушами Ксинема.
Прозвучало сильно.
— Я страдал, — повторил он, рывком поднимаясь на ноги. — Все мы страдали. Время политических интриг миновало. «Тем, кто говорит правду, — сказал Последний Пророк, — нечего бояться, хоть им и предстоит умереть за нее…»
Он чувствовал на себе их взгляды: скептические, пытливые, негодующие.
— Несомненно, вам странно слышать, как колдун, один из Нечистых, цитирует Писание. Думаю, некоторых из вас это даже оскорбляет. И тем не менее я буду говорить правду.
— Так значит, прежде ты нам лгал? — с неким хмурым подобием такта поинтересовался Конфас.
Истинный сын Дома Икуреев.
— Не больше, чем вы, — отозвался Ахкеймион, — и не больше, чем любой другой человек в этом зале. Ибо все мы перебираем и нормируем наши слова, вкладываем их в уши слушателей. Все мы играем в джнан, эту проклятую игру! Люди умирают, а мы все играем в нее… И мало кому, экзальт-генерал, это известно лучше, чем вам!
Ахкеймион обнаружил, что то ли его тон, то ли последнее замечание заставило людей замолчать и слушать. Он вдруг понял, что это был тот самый голос, которым так легко и непринужденно говорил Келлхус.
— Люди думают, что адепты Завета пьяны легендами, свихнулись на истории. Все Три Моря потешаются над нами. Да и почему бы не посмеяться над нами, если мы рыдаем и рвем бороды от историй, которые вы рассказываете детям на ночь? Но здесь — здесь! — не Три Моря. Здесь Карасканд, здесь Священное воинство, и Священное воинство сидит в ловушке и голодает, осажденное армией падираджи. По всей вероятности, настали последние дни вашей жизни! Подумайте об этом! Голод, отчаяние и страх грызут ваше нутро, ужас пронзает ваши сердца!
— Довольно! — крикнул пепельно-бледный Готьелк.
— Нет! — пророкотал Ахкеймион. — Не довольно! Вы страдаете сейчас, а я страдал всю жизнь, дни и ночи! Рок! Рок лежит на вас, затмевает ваши мысли, отягощает вашу поступь. Даже сейчас ваши сердца бьются учащенно. Ваше дыхание становится все более напряженным…
Но вам еще многое, многое предстоит узнать!
Тысячи лет назад, до того, как люди пересекли Великий Кайярсус, даже до того, как были написаны «Хроники Бивня», этой землей правили нелюди. И, подобно нам, они враждовали друг с другом, из-за почестей, богатства, даже из-за веры. Но величайшие из войн они вели не друг против друга и даже не против наших предков — хотя мы оказались их погибелью. Величайшие свои войны они вели против инхороев, расы чудовищ. Расы, которая злорадствовала над слабостями плоти и ковала извращения из жизни, как мы куем мечи из железа. Шранки, башраги, даже враку, драконы — все это остатки их оружия против нелюдей.
Под предводительством великого Куъяара-Кинмои короли нелюдей разгромили их на равнинах, и в горах, и в глубинах земных. Ценой тяжких испытаний и огромных жертв они загнали инхороев в их первую и последнюю цитадель, место, которое нелюди называли Мин-Уроикас, «Преисподняя непристойностей». Я не стану перечислять ужасы этого места. Достаточно сказать, что инхорои были низвергнуты — по крайней мере, так казалось. И нелюди наложили чары на Мин-Уроикас, чтобы она навсегда оставалась сокрытой. А потом, изможденные и смертельно ослабевшие, они вернулись к останкам своего разрушенного мира — победившая и сломленная раса.
Столетия спустя в Кайярсус пришли люди Эанны, ведомые вождями-королями, — наши праотцы. Вы знаете их имена, поскольку они перечислены в «Хрониках Бивня»: Шелгал, Мамай-ма, Иншулл… Они смели ослабевших нелюдей, запечатали их обители и сбросили их в море. Со временем знание об инхороях и Мин-Уроикас изгладилось из памяти. Только нелюди Инджор-Нийяса помнили об этом, но не смели покидать свои горные твердыни.
Но постепенно враждебность между расами пошла на убыль. Между уцелевшими нелюдями и норсирайцами Трайсе и Сауг-лиша были заключены договоры. Начался обмен знаниями и товарами, и люди впервые узнали об инхороях и их войнах с нелюдями. А затем наследники Нинкаэру-Телессера, нелюдского колдуна по имени Кетьингира — он известен вам по «Сагам» под именем Мекеритриг — отыскали местонахождение Мин-Уроикас для Шэонарна, великого визиря древней гностической школы Мангаэкка. Чары, лежавшие на гнусной цитадели, были сняты, и адепты Мангаэкки заполучили Мин-Уроикас — на горе всем нам.
Они назвали ее Анохирва, хотя среди людей, воевавших против нее, она стала известна под именем Голготтерат… Имя, которым мы до сих пор пугаем детей, хотя нам впору пугаться самим.