Но, конечно же, в этом-то и была суть.
На совете, проходившем в Иотии, Пройас попросил его объяснить свой план присутствующим айнрити. Он развернул на столе, вокруг которого восседали Великие Имена, большую карту южной дельты.
— На Менгедде, — заявил Найюр, — вы узнали, что кианцы превосходят вас в скорости. А это означает, что не имеет значения, где вы соберетесь, чтобы переправиться через Семпис, — Скаур первым успеет подтянуть туда силы. Но на Менгедде вы также узнали силу ваших пехотинцев. И, что более важно, вы усвоили урок. Эти болота мелкие. Человек — даже человек в тяжелом доспехе — свободно пройдет через них, а вот лошадей придется вести. Как бы вы ни гордились своими лошадьми, кианцы гордятся своими больше. Они откажутся спешиться, и они не пошлют против вас своих недавно мобилизованных солдат. Что смогут новобранцы против людей, сокрушивших напор грандов? Нет. Скаур отступится от этих болот…
Он ткнул обветренным, грубым пальцем в карту, в точку к югу от болот.
— Он отступит вот сюда, к крепости Анвурат. Он отдаст вам весь этот выгон, куда вы сможете стянуть силы. Он уступит вам и землю, и ваших лошадей.
— Отчего ты настолько в этом уверен? — крикнул Готьелк. Изо всех Великих Имен старого графа Агансанора, похоже, больше всего тревожило варварское наследие Найюра — кроме Конфаса, конечно.
— Да оттого, — уверенно отозвался Найюр, — что Скаур — не дурак.
Готьелк грохнул кулаком по столу. Но прежде чем Пройас успел вмешаться, экзальт-генерал поднялся со своего места и сказал:
— Он прав.
Ошеломленные Великие Имена повернулись к нему. Со времен поражения под Хиннеретом Конфас по большей части держал свое мнение при себе. Его больше не жаждали слышать. Но услышать, как он поддерживает скюльвенда, да еще когда речь идет о таком дерзком плане…
— Как бы больно мне ни было это признавать, но скюльвендский пес прав. — Он взглянул на Найюра, и в глазах его одновременно светились смех и ненависть. — Он отыскал на южном берегу самое подходящее для нас место.
Найюр представил, как перерезает горло этому неженке.
После этого репутация скюльвенда как военачальника упрочилась. Он даже вошел в моду среди части дворян айнрити, особенно среди айнонов и их жен. Пройас предупреждал Найюра о том, что так может случиться. «Их будет тянуть к тебе, — объяснил он, — как старых развратников тянет к молоденьким мальчикам». Найюра завалили приглашениями и предложениями. Одна женщина, особенно настырная, даже отыскала его на его стоянке. Найюр едва не удушил ее.
Когда рассредоточившееся по значительной территории Священное воинство начало стягиваться к Иотии, Найюра принялись изводить мысли о Скауре, точно так же, как перед битвой при Кийуте его изводили мысли о Конфасе. Этот человек явно не ведал страха. История о том, как он стоял, один, и подрезал ногти, когда стрелы агмундрменских лучников Саубона втыкались в землю совсем рядом с ним, уже превратилась в легенду. А из допросов пленных кианцев Найюр узнал новые подробности: что Скаур — сторонник строгой дисциплины, что он наделен организаторским даром и что его уважают даже те, кто превосходит его по общественному положению, например, сын падираджи, Фанайял, или его прославленный зять, Имбейян. Кроме того, как-то так получилось, что Найюр много узнал от Конфаса, который время от времени припоминал всякие случаи из времен своей юности, когда он жил в заложниках у сапатишаха. Из его рассказов следовало, что Скаур — необыкновенно осторожный и необычайно злобный человек.
Изо всех этих свойств именно последнее, злобность, привлекло наибольшее внимание Найюра. Судя по всему, Скаур любил подмешивать в вино своим ничего не подозревающим гостям разнообразные айнонские и нильнамешские наркотики, вплоть до чанва. «Все те, кто пьет со мной, — процитировал однажды Конфас его слова, — пьет и сам с собою». Когда Найюр впервые услышал эту историю, он подумал, что это просто еще одно доказательство того, как роскошь отнимает у человека разум, подобающий мужчине. Но теперь он уже не был в этом уверен. Найюр понял, в чем смысл наркотиков, — в том, чтобы превратить гостей в иных по отношению к самим себе, в незнакомцев, с которыми можно чокнуться кубками.
А это означало, что коварный сапатишах любит не только хитрить и сбивать с толку — ему нравится показывать и доказывать…
Для Скаура надвигающаяся битва должна стать не просто схваткой — ему нужна демонстрация. Этот человек недооценил айнрити при Менгедде, поскольку видел лишь свою силу и слабость своих противников, точно так же, как Ксуннурит недооценил Конфаса при Кийуте. Он не станет пытаться одолеть Людей Бивня за счет силы. Скаур — не тот человек, чтобы повторять собственные ошибки. Скорее он попытается перехитрить их, выставить их дураками…
Так что же станет делать коварный старый воин?
Найюр поделился своими опасениями с Пройасом.
— Ты должен добиться, — сказал он принцу, — чтобы Багряные Шпили рассредоточились по всему войску.
Пройас приложил ладонь ко лбу.
— Элеазар будет сопротивляться, — устало сказал он. — Он уже заявил, что выступит лишь после того, как Священное воинство переправится через реку. Очевидно, его шпионы донесли ему, что кишаурим остались в Шайме…
Найюр нахмурился и сплюнул.
— Тогда у нас будет преимущество!
— Боюсь, Багряные Шпили берегут свои силы для кишаурим.
— Они должны сопровождать нас, — настаивал Найюр, — даже если они будут держаться в тени. Наверняка есть что-нибудь такое, что ты можешь им предложить.
Принц безрадостно улыбнулся.
— Или кто-нибудь, — произнес он с необычной печалью.
По крайней мере раз в день Найюр подъезжал к реке, взглянуть, как идет подготовка. Пойма вокруг Иотии лишилась всех деревьев, равно как и берега Семписа, где тысячи голых по пояс айнрити трудились над срубленными стволами — рубили, сколачивали, связывали. Можно было проехать целые мили, вдыхая запах пота, смолы, обтесанного дерева, и так и не увидеть, где это заканчивается. Сотни людей приветствовали Найюра, когда он проезжал мимо. Они встречали его криками: «Скюльвенд!» — как будто происхождение Найюра сделалось его славой и его титулом.
Найюру достаточно было взглянуть через Семпис, чтобы понять, что Скаур ждет их на том берегу. Всадники фаним — издалека они казались крохотными — постоянно патрулировали берег, причем целыми отрядами. Иногда Найюр слышал долетающие через реку тысячеголосые кличи, а иногда — грохот их барабанов.
В качестве меры предосторожности на реке выстроились имперские военные галеры.
Священное воинство начало погрузку задолго до рассвета. Сотни грубо сработанных барж и тысячи плотов были спущены на воду и медленно двинулись через Семпис. К тому времени, как утреннее солнце позолотило реку, значительная часть огромной флотилии, заполненная встревоженными людьми и животными, уже была в пути.
Найюр переправился вместе с Пройасом и его ближайшим окружением. Ксинем отсутствовал, и это показалось Найюру странным, но потом он понял, что у маршала имелись свои люди, за которыми нужно было присмотреть. Но конечно же, Келлхус сопровождал принца, и время от времени Пройас подходил к нему. Они обменивались острыми шутками, и Пройас смеялся. Найюра этот смущенный смех раздражал.