— Надо идти, — сказала Саманта, роясь в сумочке. Посмотрев на Томаса, она улыбнулась, как девчонка. — Вряд ли я в состоянии сейчас вести машину… А как вы? Вы в порядке?
— Просто возьму такси до дома.
— До дома? День только начинается, профессор. Поедете со мной.
Томас улыбнулся, скорее облегченно, чем с раздражением. При мысли о возвращении домой он почувствовал внутри какую-то пустоту.
— Вам правда так кажется?
— Я знаю, — ответила Саманта, обращаясь к сумочке. — Вы должны рассказать все это Шелли…
Она встала так резко, что Томас непроизвольно последовал за ней. Было что-то в ее манере держаться, какая-то ненаигранная уверенность, требующая послушания.
— Скажите, профессор, — спросила она, пока они шли к ее белому «мустангу», — давно вы в последний раз видели Нейла Кэссиди?
И чары тут же развеялись. Томас понял, что он всего лишь еще одна отмычка в ее следовательском наборе, еще один способ засадить его лучшего друга.
— Примерно полгода назад, — по наитию ответил он.
17 августа, 12.54
Ложь не давала Томасу покоя, поэтому он не отрываясь глядел на проносившиеся за окном ослепительно сверкающие машины. Почему он просто не сказал ей правду?
«Господи, они считают его серийным убийцей!»
И Нора занималась с ним любовью.
— Куда мы едем? — оцепенело промямлил он.
— Обратно в город. В контору.
— Это безумие, — запинаясь, произнес Томас.
Саманта вскинула голову:
— Безумие?
— Понимаете, учитывая Костоправа и вообще все…
В последнее время редко когда что-либо неполитическое заглушало нестройный топот миллионов, преследующих миллионы самых различных интересов. И вдруг появилась отдушина для всех. В каком-то смысле история Костоправа была атавизмом, возвращением к тем дням, когда комедии положений или убийства обеспечивали людей общими темами для разговоров или по крайней мере давали возможность продолжить беседу, когда заканчивался обмен любезностями.
— Все будет тихо, — ответила Сэм. — Нью-йоркский департамент создал оперативную группу по делу Костоправа.
Томас ничего не ответил, внимательно разглядывая двух парнишек в футболках с надписью «SUNY» [23] на автобусной остановке.
«Скажи ей правду! Нейл совсем соскочил с катушек! Ты же почувствовал это ночью… Просто знал, что происходит что-то не то».
Он видел их как наяву — Нейла и Нору, занимающихся любовью. Вспомнил о ее «штучке из йоги» — той самой, над которой они потом смеялись воскресными утрами… Она всегда была такой пылкой, такой откровенной в своем вожделении. Томас почти слышал, как она шепчет ему: «Как хорошо-о-о-о-о… Как хорошо, Нейл…»
Руки у него тряслись. Он сделал глубокий вдох.
«Скажи ей!»
Сэм свернула направо, на какую-то незнакомую улицу.
— Вы уверены, что в порядке, профессор?
— Называйте меня Том, — ответил он, не обратив внимания на вопрос — Кто-то, вы или агент Атта, сказал, что вы уверены: это видео снял Нейл. Но как? Как вы это узнали?
Он не собирался произносить это таким резким тоном. Агент Логан посмотрела на него с опаской.
— Десять недель назад АНБ информировало нас, что один из их исследователей — невролог, занимавший какую-то незначительную должность, — ушел в самоволку. Они сообщили нам его имя, биометрические данные и попросили быть настороже, что мы и старались делать.
— Нейл? Но…
— Вы думали, что он работает в Бетесде? — Сэм отрицательно покачала головой.
Томас хотел было сказать, что Нейл был фигурой покрупнее.
— Так, значит, Бетесда просто служила ему прикрытием?
— В яблочко. Так или иначе, случай раздули до масштабов потенциального шпионажа, и дело передали отделу контрразведки. Неделю спустя управление по расследованию уголовных дел добилось перелома в деле о похищении Теодора Гайджа… Вы про это когда-нибудь слыхали?
— Краем уха…
Томас знал о Гайдже… да и кто только не знал. В недолгие дни, что он был активистом, Томас практически организовал бойкот одного из магазинов «Мишень» в Нью-Джерси.
— Помню заголовок в «Пост», — сказал он. — «Помешавшийся миллиардер» или что-то вроде.
— Именно. Он пропадал две недели, а потом всплыл в Джерси, вся голова перебинтована. Не считая некоторой потери ориентации, он казался абсолютно нормальным, пока не встретился с женой…
— И что случилось?
— Он ее не узнал. Помнил, что есть такая, и вообще все прекрасно помнил, а вот ее не узнал. Согласно отчету, он потребовал, чтобы она перестала имитировать голос его жены, а когда она продолжала умолять его признать, что она и есть его жена, он совсем взбесился и упек ее в больницу. Шума было! СМИ бы это понравилось, если бы они и так не были сыты по горло.
Тогда они заставили его пройти несколько тестов, и выяснилось, что Гайдж вообще не узнает лиц, даже своего собственного. Прямо мурашки по коже.
— Похоже на какую-то разновидность прозопагнозии, — сказал Томас.
Отсутствие способности узнавать лица было известно еще с древности, но только начиная с 90-х годов повреждение участка головного мозга, отвечающего за визуальное восприятие, было признано подсудным. На своих занятиях Томас регулярно приводил этот случай как пример того, что мозг — это свалка мелких намерений, а не единый душевный механизм, как считали многие старшекурсники.
— Хотелось бы посмотреть эти документы.
На губах Сэм мелькнула победная усмешка.
— Добро пожаловать к хорошим парням, профессор. — И, словно не в силах сдержаться, она стукнулась с Томасом кулаками, но не удостоила рукопожатия, как принято у жителей трущоб, когда они признают своего.
— Так или иначе, — продолжала Сэм, — через пару недель кто-то из отдела контрразведки — понятия не имею кто — прочел об этом в «Нью-Йорк таймс» и моментально связал с их пропавшим без вести неврологом Нейлом Кэссиди. Они отправили кого-то в Вашингтон с фотографией Кэссиди…
— И конечно, ничего из этого не вышло.
Сэм улыбнулась и погрозила пальцем.
— Отнюдь. Как и все, Бюро по уши влезло в «великую революцию серых клеток». Вы не читали журнал «Тайм»? Настоящий переворот в судебной медицине.
Томас кивнул.
— Дайте-ка, я угадаю. Вы показали Гайджу фотографию Нейла, одновременно сканируя его с помощью МРВ. Нервные цепочки, заведующие узнаванием, включились.