Еще одна марионетка.
— Она в полном порядке, — сказал Нейл, проверяя лучом света, направленным из ручки, как расширяются зрачки Норы.
— Т-ты сказал, — удалось воскликнуть Томасу. — Н-но ты сказал, ч-что это не наказание!
Нейл нахмурился.
— Я уже говорил тебе и повторяю. Наш мозг социален. Он подстраивается под мозг окружающих нас людей. Думаешь, почему развод или тяжелая утрата так дезориентируют нас, не говоря уже — причиняют боль? Буквально выражаясь, мозг нескольких людей начинает проводить обработку данных параллельно. Что, по-твоему, произошло с нами в Принстоне? Почему, по-твоему, у меня ушло столько времени, чтобы увидеть свой путь через мир иллюзий? Это был ты, Паинька. Моя любовь к тебе. Несмотря на всю мою работу, несмотря на семинары Скита и твою книгу, несмотря ни на что, мой мозг просто больше не мог согласиться с тем, что моя любовь к тебе бессмысленна, — по крайней мере, больше это было мне невмоготу. Недочеты эволюции, управлявшие верностью и солидарностью, единые связи, позволившие нашим первобытным предкам выжить, были слишком сильны.
— Какое, черт возьми, это имеет ко всему отношение?
— Ну, для начала я стал спать с ней. Я понимал, что, как бы ни велики были эволюционные недочеты, те, что управляют сексом, еще сильнее. Мой мозг нуждался только в предлоге. Я соблазнил ее, понимая, что впоследствии недочеты, управляющие процессами рационализации, возьмут верх. Выражаясь буквально, я разыгрывал комедии между различными модулями моего мозга. Его жестко запрограммированные тенденции к неверности и рационалистическому самооправданию против не менее жестко запрограммированных тенденций к верности… Да, боюсь, это была настоящая борьба.
Мысли бешено проносились у Томаса в голове.
«Что-то. Что-то. Я должен что-то придумать…»
Нейл улыбнулся так, как улыбался всегда, когда ловил себя на неточности.
— Конечно, все это делал «не-я». Я просто потакал тому, что происходило само собой. По сути дела, мой мозг превзошел себя.
— И мой мозг тоже на это способен, Нейл. Нейл! Тебе больше не нужны все эти изощренные фокусы. Почему бы тебе не отпустить ее, закрыть театр, и пусть каждый из нас вернется к своей работе.
— Красиво, — хмыкнул Нейл. — Да тебя нужно просто развязать, Паинька. Остальные — Повски, Халаш, Форрест и Гайдж — заставляли тебя снова проверять все пункты спора, самым непосредственным и чувственным образом снова знакомить тебя с силой твоей собственной логики, твоих обоснований. А в мою задачу входило дать тебе настояться, как чашке чертова чая.
— Нет, — пробормотал Томас, думая о галерее непристойностей, свидетелем которой он был, обо всех доводах, приводимых в собственную пользу в споре на протяжении этих лет. Нейл знал, что он занимается этим, что он, подобно большинству других, склонен обольщаться звуками собственного голоса… — Никогда!
Нейл сморщил нос, словно принюхиваясь к дурной шутке.
— Да брось ты, Паинька. Как мы уже говорили, я отслеживал процессы, происходившие в коре твоего мозга. МРВ не врет…
Если бы Томас мог свесить голову на грудь, он бы это сделал. Ему было отказано даже в позе побежденного.
Нейл усмехнулся с сожалением.
— Твоему мозгу необходимо подвергнуть обработке теперешнюю потерю соподчиненной ему нервной системы, признать бессмысленность этой потери. Только тогда он будет в состоянии прозреть сквозь рассудочный шарж, который только сбивает его с толку. — Он скосил глаза, словно охваченный печалью. — Просто ты слишком привязан к своей воображаемой семье…
— Что сказать? Любовь умирает мучительно.
От этой мысли его чуть не вырвало.
«Превосходно…»
— Было довольно легко заманить сюда Нору, — продолжал безумец. — Пару недель назад я подбросил ей записку с просьбой приехать. Как видишь, она питала некие надежды обольстить меня — ради Фрэнки, я полагаю. Она все время была частью плана…
Последние слова он произнес с озабоченным видом: что-то на экране слева привлекло его внимание.
«Нет-нет-пожалуйста-господи-черт-тебя-побери-нет!»
— Каждое воскрешение требует крещения, Паинька.
Потом случилось нечто странное, что-то такое, что он, как преподаватель психологии, должен был бы узнать, но не мог. Странная радость жизни переполнила все вокруг, самые несбыточные мечты сгладили острые углы. Внезапно Томасу показалось, что перед ним — какой-то резиновый мир, место, полное то растяжимых, то съеживающихся симулякров. [58]
Это была не та женщина, которая плакала от радости на их свадьбе. Это не был его старый друг, с которым они делили одну комнату в общежитии. Ничего этого попросту не было… И не могло быть. Между этим местом и тем, где он жил, не пролегали никакие дороги.
Нейл вернулся к своему компьютерному терминалу.
— В некотором роде страдаем диссоциативной фугой? — бросил он через плечо. — Радуйтесь еще, что вам повезло, что я не повернул ваши лежанки в другом направлении.
О чем он говорил?
— Томми, — сказала Нора.
— Ох, Томми, я п-правда не знаю, что сказать…
Слезы брызнули из ее красивых карих глаз.
— Тс-с-с, — выдохнул Томас.
— Нет… Нет. Ты должен еще кое-что узнать. Кое-что, что я должна была сказать тебе. — Рыдания заглушали ее слова. — Я люблю тебя, Томми. Я так тебя люблю! Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
Томас плотно закрыл веки, ему не хотелось пускать Нору в свой кошмар.
— Он контролирует тебя.
— Кто? О ком ты? Это я, Томми. Я…
Томас почувствовал, как исказилось его лицо. Краешком глаза он увидел новые огоньки, мерцающие на схеме его мозга на компьютере Нейла.
— Но ты же сказала, что не любишь меня. И никогда не любила.
— Да… это так. Я не могла. Но теперь что-то изменилось. Теперь я вижу тебя таким, какой ты есть на самом деле. Любящим. Ярким. Чутким. Я просто… просто… Я так люблю тебя, Томми. Томми, ты мне веришь? Ты должен мне поверить. Правда?
— Поверит, ты же знаешь. — Это был уже голос Нейла.
— Нейл, — позвала Нора. — Это ты?
— Он стоит вон там, Нора.
— О чем ты? — спросила она, глядя исподлобья. Ее глаза были по-прежнему затуманены слезами.
— Она меня не видит, — сказал Нейл. — Я отключил цепочки левого полушария, которые участвуют в конструировании экстраперсонального пространства. Это значит, что справа она ничего не может видеть. Она не видит даже, что не видит. Место, где я стою, просто не существует для ее мозга, даже как отсутствие.