Еще раз оглядевшись по сторонам, Джулия выключила весь свет и собралась покинуть квартиру, но что-то ее не пускало. Где-то на задворках подсознания мелькнула мысль, заставившая ее закрыть входную дверь и вновь пройти в спальню. В темноте она шарила по поверхности комода, но, не найдя того, что искала, включила свет.
Фотография, сделанная Рейчел несколько месяцев назад, когда они втроем ходили в «Лобби», тоже исчезла. У Габриеля она всегда стояла на комоде. Рейчел засняла их танцующими, когда Габриель с нескрываемой страстью глядел на Джулию.
Джулия обвела глазами пустой верх комода. Возможно, Габриель разорвал снимок и сломал рамку. Но быстрый осмотр мусорных корзин в спальне и ванной не выявил следов уничтожения.
Почему Габриель уехал? И почему уехал, ничего ей не объяснив? Похоже, все было совсем не так, как ей казалось.
Глядя на пустые вешалки в гардеробной, Джулия подумала, не взять ли ей отсюда свои вещи. Мысль шевельнулась и погасла. Как ни странно, она больше не ощущала эти вещи своими.
Через несколько минут она уже стояла на площадке, ожидая лифт и вытирая слезы. Совсем некстати у нее потек нос. Джулия порылась в кармане, ища бумажные носовые платки, но не нашла ничего, кроме ватных катышков. От этого слезы полились еще сильнее.
— Возьмите, — произнес чей-то голос, и ей подали мужской носовой платок.
Джулия с благодарностью приняла платок, заметив буквы вышитой на нем монограммы: S.I.R. Она вытерла глаза и попыталась вернуть платок владельцу, но тот замахал обеими руками:
— Моя матушка постоянно дарит мне носовые платки. У меня их целые залежи.
Джулия подняла голову и увидела добрые карие глаза, скрытые очками без оправы. Она узнала одного из соседей Габриеля. На нем было массивное шерстяное пальто и темно-синий берет.
Учитывая возраст и нормальную сексуальную ориентацию этого человека, такой выбор одежды имел лишь одно объяснение: он был франкоканадцем.
Когда подъехал лифт, сосед Габриеля вежливо попридержал дверь, пропуская Джулию в кабину.
— У вас что-то стряслось? Могу ли я вам помочь? — с легким акцентом спросил он.
Вопросы проникли в затуманенное сознание Джулии.
— Габриель уехал.
— Да. Я видел, как он покидал свою квартиру.
Увидев, что из глаз Джулии по-прежнему льются слезы, сосед спросил:
— А разве он вам не сказал? Я думал, что вы его… — Он не договорил и выжидающе посмотрел на Джулию.
— Уже нет, — качая головой, ответила Джулия.
— Мне грустно это слышать.
Лифт продолжал идти вниз. Оба молчали. На первом этаже пожилой франкоканадец вновь придержал дверь, пропуская Джулию.
— Вы знаете, куда он уехал?
Сосед шел вместе с нею к выходу.
— Нет. Я как-то не решился спросить. Он, знаете ли, был… не в том состоянии. — Старик наклонился к ней и, понизив голос, добавил: — Простите, но от него просто разило виски. Он был весьма сердит и не настроен беседовать.
Джулия слабо улыбнулась:
— Благодарю вас. Простите, что побеспокоила вас.
— Пустяки. Полагаю, он даже не известил вас о своем отъезде.
— Да, — ответила Джулия и снова вытерла платком лицо.
Сосед пробормотал несколько фраз по-французски. Они касались Габриеля. Джулии показалось, что она услышала слово cochon. [21]
— Что-нибудь передать ему, когда он вернется? — спросил сосед. — Он нередко заглядывает ко мне, когда у него кончается молоко.
Джулия на мгновение замерла, потом проглотила тяжелый ком в горле.
— Скажите ему, что он разбил мне сердце.
Сосед кивнул, страдальчески поглядев на Джулию, затем вернулся к лифту.
Джулия вышла на пронзительно холодный ветер и одиноко побрела к себе домой.
Спустя несколько часов после слушаний Габриель сидел у себя. В квартире было темно. Единственный свет исходил от перемигивания голубых и оранжевых огоньков газового камина. Габриель был окружен ею. Вплотную: воспоминаниями о ней и ее призрачным присутствием.
Стоило закрыть глаза, и он мог поклясться, что обоняет ее запах и слышит ее смех, доносящийся из коридора. Спальня превратилась для него в святилище, потому он и сидел сейчас не там, а возле камина.
Габриелю было невыносимо смотреть на большие черно-белые фотографии, запечатлевшие их обоих. Особенно на ту, что висела над кроватью… Прекрасная Джулианна, лежащая на животе. Нижняя часть ее обнаженной спины прикрыта простыней. Восхищенные глаза подняты и устремлены к нему. Волосы взлохмачены недавним занятием любовью, а на губах — нежная улыбка удовлетворенной женщины…
В каждой комнате он натыкался на воспоминания о ней: одни были радостными, другие — сладостными, но с горчинкой, словно очень темный шоколад. Габриель встал, побрел в столовую, где налил себе двойную порцию самого лучшего шотландского виски и залпом проглотил, наслаждаясь огнем, обжегшим горло. Он изо всех сил старался не думать о Джулии, что стояла перед ним, сердито тыча пальцем в его сторону.
«Я думала, ты любишь меня, Габриель. Думала, ты поддержишь меня, когда я решусь отстаивать себя. Не об этом ли ты мне говорил? А ты, оказывается, заключил с ними сделку и избавился от меня?»
Потом ему вспомнился ее взгляд — взгляд женщины, которую предали. И тогда Габриель размахнулся и с силой швырнул в стену пустой бокал. Тот разбился. На паркет просыпался дождь хрустальных осколков, сверкающих в отсветах камина.
Габриель знал, что ему нужно делать. Требовалось лишь набраться мужества, чтобы это сделать. Схватив бутылку, он нехотя двинулся в спальню. Еще два глотка — и он смог вытащить и бросить на кровать свой чемодан. Он запихивал туда одежду, совершенно не обращая внимания, что она мнется. О своем багаже он почти не думал.
Зато он думал о том, каково бывает человеку, выброшенному из привычного мира. О слезах, проливаемых Одиссеем, оказавшимся вдали от дома, разлученным с женой и оторванным от своего народа. Теперь Габриель понимал, что такое изгнание.
Собрав чемодан, он взял с комода обрамленную фотографию и опустил в портфель. Нежно провел пальцем по лицу своей любимой, снова глотнул виски, затем поплелся в кабинет.
Габриель намеренно старался не смотреть на красное бархатное кресло, ибо стоило лишь повернуться в ту сторону, и он увидел бы в кресле ее, свернувшуюся по-кошачьи, с книгой в руках. Она бы привычно покусывала нижнюю губу и морщила лоб, задумавшись над прочитанным. Существовал ли в мире мужчина, который превосходил бы его любовью к женщине, восхищением перед нею и поклонением ей?