Кто ведает, что ответил бы хитрецу расстриге брат Сигизмунд, но именно в этот момент с носа челна громко крикнул впередсмотрящий:
— Вижу отличное место для ночлега!
— Принимать к берегу? — спросил десятник.
— Да, сын мой… — одобрил инквизитор. — Солнце уже совсем низко скатилось. Приставайте и позаботьтесь обо всем, а я помолюсь за нас перед ужином.
— Слышал? — толкнул в бок своего соседа Колобок.
— Что именно? — переспросил поджарый Клест.
— Ответ на мой вопрос.
— А это, разве, он тебе ответил? — изумился тот. — Мне показалось — десятнику.
— Ну, ты меня удивляешь, воин. Уши чаще мыть надо. Брат Сигизмунд произнес не одну, а две фразы. Словами: "Да, сын мой…" — инквизитор отвечал мне, как задавшему вопрос первым. И только вторая реплика: "Приставайте…" — была произнесена им, в ответ на вопрос десятника. А потом святой брат благословил на деяние нас обоих.
— Да, как-то так он говорил, — все еще продолжал сомневаться товарищ. — Но, почему просто не приказал?
— Я вижу, ты совсем отупел от жары и воздержания, — осуждающе покивал краснорожий, упитанный хитрюга. — Кто ж такие приказы вслух отдает. Он же специально перед этим объяснил, что не знает, от какой силы арестованная ведьма обрела свое умение. Поэтому, может получиться, а может — и наоборот. Смекаешь? С нас кто спросит? Ну, побаловались парни чуток с девкой, от скуки — вот и весь сказ. Дело житейское. А монаху, если что пойдет наперекосяк — потом перед святой инквизицией ответ держать.
— Хитро, — одобрил Клест. — Значит, если отнимем мы у чародейки ее колдовскую силу, брату Сигизмунду слава и почет, а раззадорим ведьму — он, ни слухом, ни духом.
— А ты как думал, — усмехнулся наивности товарища сластолюбивый расстрига. — В Святой инквизиции дураков не держат. Но это и справедливо. Ведь мы с тобой свое вознаграждение сами возьмем. И без спросу… — Колобок хихикнул. — Так что, при жеребьевке, просись дежурить вместе со мной, во вторую стражу. С полуночи до рассвета. Все остальные к тому времени крепко уснут и не будут нас торопить. Потешимся вволю. Плыть-то нам еще долго, — вскоре и остальные парни смекнут, что девице все равно не жить, так отчего б не поразвлечься немного? А через трое суток, без еды и воды, она сама на все соглашаться будет. Зато сегодня — свежая, полная сил и злости. Брыкаться станет, как бешенная. То-то сладость…
— Ты, Колобок, я вижу в этих делах не промах, — восхитился умом, так быстро все сообразившего и спланировавшего товарища, сухопарый Клест.
— А то… — довольно ухмыльнулся толсторожий расстрига и при очередном гребке подался максимально вперед, как можно ближе наклоняясь над связанной девушкой. — Тебе понравиться, крошка, вот увидишь.
От его слащавого голоса Ребекка вздрогнула, словно от удара кнутом и судорожно всхлипнула. Связанная по рукам и ногам, с заткнутым ртом, она была, совершенно беспомощна и целиком отдана на милость своих конвоиров. А, судя по подслушанному разговору, те собирались воспользоваться своей властью и безнаказанностью сполна. Причем, уже сегодняшней ночью. Несчастной еврейской девушке оставалось только молиться о чуде, поскольку иной надежды на спасение у нее не было.
* * *
Ребекка извивалась словно змея…
Как не пытался тучный Колобок прижать ее к земле всем своим пятипудовым телом, если б ведьму не связали, похотливый расстрига не удержался б на ней сверху и одного мгновения. Ни одна норовистая кобылка не пыталась с такой яростью сбросить первого наездника. Даже в ночной тьме было видно, какой испепеляющей ненавистью горят ее глаза. И мычала девица при этом столь громко, что в любой момент могла разбудить остальных драгун.
— Да успокойся ты, дуреха. Я не причиню тебе вреда, — успокоительно проворковал расстрига. — Я не какой-то хам неумытый. Томашевскую семинарию окончил. А школяры, в греческой любви толк знают. Останется твое целомудрие с тобой.
Но то ли ведьмочка не расслышала его слов, то ли по какой иной причине, но в ответ она завертелась еще неистовее, да замычала громче.
Помянув нечистого, Колобок слез с непокорной ведьмы, подтянул штаны, ухватил ее за ноги и… опять проснулся.
За эти пару часов, дожидаясь своей смены, от неутоленного вожделения Колобок измучился больше, чем за весь предыдущий день на веслах. Не удивительно, что и сон его был под стать сладострастным мыслям. В конце концов, замаявшись вертеться, расстрига подсел к караулившей смене.
— Что-то не спиться… — объяснил, жалостно кривя губы. — Живот урчит и урчит. Давайте, посижу вместо вас. Чего всем мучиться?..
Уже готовые сорваться с губ слова о том, что надо меньше жрать, оба драгуна проглотили молниеносно. Для того чтоб увильнуть от обязанностей все способы хороши. Даже неприятности товарища.
Выслушав их фальшивые сочувствия по поводу своего мнимого недуга, Колобок с облегчением вздохнул. Теперь осталось решить вопрос с напарником. Можно было разбудить и честно разделить на двоих время, отведенное на развлечение, а можно — оставить его спать до того момента, пока забава не надоест. Осторожный разум одобрял первое решение, зато расшалившееся воображение — настойчиво требовало самому наиграться всласть, пока никто не мешает. Порешив на этом, Колобок поднялся на ноги и подошел к лежавшей немного поодаль девушке.
Постоял над ней, упиваясь своей безграничной властью, потом — припомнив недавний сон, ухмыльнулся, ухватил ведьмочку за лодыжки и потащил подальше от кострища. Шагов через двадцать остановился, рывком перевернул девушку кверху попкой, а сам уселся ей на колени.
Ведьмочка что-то просительно замычала, но Колобок даже не подумал обращать на нее внимания, а стал жадно ощупывать выпуклые ягодицы, услужливо обнаженные, вздернувшимся выше поясницы, подолом. Почувствовав на себе чужие руки, Ребекка тут же попыталась извернуться.
Сон повторялся точь-в-точь.
Сластолюбец негромко рассмеялся, деловито схватил девушку за волосы на затылке и вжал ее лицом в траву, заглушая все звуки. Потом распустил шнуровку штанов, взгромоздился на нее сверху, мечтательно закрыл глаза и… умер.
Колобок услышал, как в его затылке что-то громко хрустнуло. От невыносимой боли, пронзившей мозг, расстрига громко вскрикнул и, уже находясь по другую сторону жизни, увидел приближающегося к нему огненного демона. Столь жуткого вида, что заядлый греховодник завопил во второй раз — от невыносимого дикого ужаса, превращаясь в мертвый, бездушный кусок плоти…
Именно этот — второй, жуткий своей безысходностью и наполненный страхом, вопль, разорвав ночную тишину, поднял на ноги весь отряд.
Первым делом драгуны схватились за оружие и, заняв круговую оборону, приготовились защищаться от неведомого врага. Пристально вглядываясь в ночную тьму и негромко переговариваясь, они ждали нападения, но время шло, а никто не появлялся. Тогда десятник подбросил на угли, молясь в душе, чтоб тишина не оказалась хитрой уловкой, и на огонь не слетелись вражеские стрелы. Но опять ничего не случилось, а при свете разгорающегося костра, воины заметили, что исчезли ведьма и монах-расстрига.