— Я главный, и я смог доказать это Харану, на этом любые акты неповиновения с его стороны были завершены. — Медленно ответил Хассиян, неотрывно наблюдая за выбившимся из строгой прически завитком темных волос на шее склонившейся девушки, и проклиная себя за то, что не может оторвать взгляд.
— Теперь держите крепко, — попросила Кати, — тут щепка, ее нужно достать. Харан дернулся, зарычал, но еще один властный приказ и животное замолкло.
— Все, — Катарина взяла миску и отойдя к сливной трубе, вылила окрашенную кровью воду, затем с улыбкой взглянула на Харана, — видимо он очень предан вам, раз готов безропотно терпеть все.
— Да-а-а-а, — язвительно протянул Ян, — забавно выслушивать рассуждения о преданности от той, что бросила мужа и сбежала к любовнику, едва войско Дариана достигло границ Гаоры!
Железная миска выпала из рук застывшей девушки и с жалобным звоном покатилась по полу. Раенер, уже вернувшийся с инструментами, удивленно переводил взгляд с полюбившейся Катарины, на явно ожидающего ее ответа императора. Кати не ответила. Закусила губу, судорожно вздохнула и сняла белый передник, в котором занималась приготовлением настоек.
— Мьене Раенер, доброй ночи вам. Ваше Величество, позвольте покинуть вас… — она произносила вежливые фразы глядя в пол и стараясь не думать о том, что только что услышала.
Только бы не думать… Не сейчас… Не здесь… потом, в тишине спальни, заглушая многострадальной подушкой бессильные рыдания.
Анраш поспешил за своей хозяйкой, но Кати была остановлена уже на пороге, властным:
— Я не дал позволения!
Девушка замерла, медленно повернулась и подняв на императора полные слез глаза, ледяным тоном ответила:
— Вы не мой сюзерен и не вправе мне приказывать! Доброй ночи, Ваше Величество!
Шагнув в ночь, Катарина привычно накинула темный плащ, скрыла лицо, надвинув широкий капюшон и медленно побрела по улицам города, стараясь избегать освещенных дорог. И все же она не дошла до особняка Вилленских, обессилено опустившись на скамью в аллее и горько зарыдав над своей изломанной судьбой, что делала ее грязной и недостойной для всех. Анраш подошел ближе и положил морду на колени Кати, и от этой молчаливой поддержки девушка зарыдала громче.
Лишь успокоившись, Катарина вернулась домой, тенью скользнула мимо открытой двери в кабинет рано вернувшегося отца и неслышно вошла к себе в комнату. Вошедшая служанка принесла воду для омовений, но по поджатым губам девушки, Кати поняла, что случилось что-то плохое. На молчаливый вопрос, горничная сдержанно ответила:
— Леди Елизавета рыдает в своей спальне, баронесса там, вас искали… Катарина бросила полотенце, и поспешно выходя из комнаты, приказала:
— Анраш, останься здесь!
Елизавета рыдала в своем прекрасном золотом наряде, на который сегодня истратила большую половину дня. Но девушка, отдавшись горю, не замечала, как безжалостно разрывает хрупкую ткань, как размазывает косметику по бледному лицу… Баронесса сидела рядом и все пыталась успокоить дочь, что-то говорила, о чем то просила.
Услышав шаги Катарины, гневно взглянула на нее, ну тут же выражение злости сменилось отчаянием — трудно было не заметить красные глаза Кати и припухший от рыданий носик.
— Что случилось? — едва слышно спросила Катарина, присаживаясь на край не разобранной постели.
Элиза всхлипнула, на мгновение успокоившись, подняла зареванное личико и выкрикнула:
— Он выбрал не меня! Не меня, Кати! Он прошел мимо и пригласил на танец эту отвратительную леди Араин! О, Катарина… что же мне делать? Я ведь люблю его…
И несчастная девушка вновь разрыдалась, сквозь всхлипывания и стенания делясь своим горем:
— Столько времени он смотрел на меня… Я ловила его взгляды, и особенно после твоего приезда он уделял мне внимание! Его Величество даже пригласил меня на прогулку, и мы шли впереди, а все придворные завидовали… Катарина, мне все завидовали, а теперь… Леди Равер, ты бы видела ее ухмылочку! Они все торжествуют! Как же, император выбрал не приезжую, а леди из собственной империи, утер мне нос! Как же я их всех ненавижу-у-у!
И еще много слов и жалоб, бессильных полных злобы обвинений и вновь рыданий.
— Император Хассиян стал ее первой любовью, — баронесса грустно улыбнулась, — я была против с самого начала, но твой отец… Кати, нам нужна была поддержка правителя Ратасса, чтобы упрочить свое положение наследников Ортанона.
— Разве это единственный способ добиться расположения Его Величества? — хмуро взирая на мать, произнесла Катарина.
— Не единственный, — баронесса внимательно посмотрела на дочь. — Кати, положение Елизаветы было бы…
— Ужасным!
— Нет, дорогая, император Хассиян достоин уважения, он ласков с возлюбленными и те кому удалось приблизиться к нему не остаются без…
— Без чего, матушка? — Кати вскочила, нервно начала мерить шагами пространство. — Вы просто не понимаете! Вам никогда не понять, что в угоду политическим интересам вы отдаете нашу честь, жизнь, самоуважение! И меняется политическая обстановка, меняются ваши планы, а мне с этим жить! С этой грязью, с этим презрением, с ощущением, что мне никогда не удастся отмыться! И даже если найдется тот, кто возьмет в жены после подобного позора, то упреки станут пищей на завтрак, обед и ужин! Упреки, грубость и… неуважение! И если в моей жизни вашей виной было лишь то, что меня направили во дворец королей Шарратаса, то Елизавету вы намеренно подкладываете под императора!
— Катарина, прекрати! — баронесса тоже поднялась.
— Прекратить что, матушка? — по лицу девушки потекли слезы. — Да как же вы не понимаете, что моя жизнь завершилась в тот самый день, когда Дариан вынудил стать своей любовницей, желая поразвлечься с той, что была слишком чиста, дабы принять его ухаживания!
— Катарина, ты… — Элиза теперь сидела, уже утерев слезы, и с нарастающим ужасом слушала свою старшую сестру.
— Елизавета, благодари Пресветлого, что император будет задергивать полог не твоей постели, ибо только так, ты сохранишь уважение к себе!
— Но… император Хассиян он не такой, Кати, — Элиза улыбнулась, — он умный, добрый к женщинам, он веселый, такой мужественный, сильный…
Катарина рассмеялась, злым, полным отчаяния смехом и глядя на Елизавету с болью произнесла:
— Дариан тоже умный, внешне добрый и справедливый, сильный, мужественный, и к тому же красив собой… но оказался зверем! Жестоким, не знающим жалости зверем! А Ранаверн… мой герой, мой спаситель на деле лишь жестокий извращенец! И я не сумею передать словами, сколько боли, унижений и горя мне пришлось вынести!
Баронесса обессилено опустилась в кресло, достала платок и вытерла навернувшиеся слезы. Но ее слова повергли Катарину в бездну отчаяния:
— Король Дариан, несомненно, жесток, но королева Алиссин образец благочестия и я надеюсь, что именно она будет править, пока беспутный король будет упиваться бесчинствами…