Девушка-сокол | Страница: 39

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Император взмахнул руками, как будто птица собиралась напасть на него.

— Бросай послание, — скомандовала Мэтти.

Раздался гулкий удар, и к ногам императора упал рубин, завернутый в ткань. К нему был привязан свиток.

— Что это такое? — воскликнул император.

— Не знаю, ваше величество, — ответил паж.

— Так узнай! — сказал император и стал с нетерпением следить за тем, как паж развязывает ленту.

Увидев сверкающий рубин, лежавший на ткани, он сперва вскрикнул, потом крепко выругался шепотом.

— Тут еще письмо, ваше величество, — сказал паж.

— Да, да. — Император поднял маленький пергаментный сверток и прошептал: — Послание от английской королевы Алиеноры.

— Что же она пишет? — спросил приблизившийся министр.

— «Сир, у меня есть еще четыре таких же рубина и великолепная Звезда Иерусалима. Их цена намного превосходит назначенный вами выкуп в сто пятьдесят тысяч марок. Пришлите своих послов вместе с моим сыном, и эти камни станут вашими». И подпись: Алиенора.

Глава 36
Соколиная лихорадка

Лихорадку можно вылечить, погружая ноги сокола в ванну с латуком, пасленом или соком корня черной белены.

Время способно творить странные вещи. Дни путешествия в Барфлёр и к императору отпечатались в общем сознании Мэтти и Моха как-то расплывчато. Выкуп был доставлен, Ричард освобожден, но все это казалось сном. За время обратного перелета в Англию девушка и птица слишком устали. Может, это была лихорадка? Соколиная лихорадка? Подействуют ли средства, которыми Мэтти обычно лечила своих питомцев? А если и подействует, то кто, кроме нее, знает, как лечить птиц?

Девушка чувствовала, что какая-то невидимая сила влилась в нее перед полетом, когда она оказалась у начала времен. Это была жизнь живого и умирающего, человека и птицы, покрытых перьями и кожей. Но она потратила слишком много сил и теперь чувствовала, что конец близок. И на последних милях пути к родному замку голоса остальных птиц доходили до нее с трудом.

— Ну же, Мох, соберись, — подбадривали сапсана Лира и Улисс, летевшие чуть ниже, создавая восходящий поток, чтобы сапсан мог махать крыльями не слишком часто — ведь каждый взмах забирал у него силы. Мэтти тоже чувствовала, как их общая энергия истощается и сердце бьется все медленнее.

Календула летела рядом и разговаривала с ними обоими:

— Мы почти долетели. Я вижу замок. Давайте же! Мэтти, ты должна выжить!

— Я стараюсь, стараюсь, — раздавались в ответ слова не то птицы, не то человека.

Наконец они влетели в восточное окно своей башни. Мох был слишком слаб, чтобы подняться на насест, поэтому опустился на пол. Остальные птицы подхватили когтями солому и накидали вокруг него. Мэтти плакала в душе: «Мы разделяемся, но я так же измучена, как мой старый сапсан».

— Мэтти, скажи что-нибудь. Скажи что-нибудь! — молила Календула.

Но та не могла говорить, а лишь смотрела куда-то за голову Моха. Она видела, что птичья грудь вздымается все слабее, а глаза ничего не видят. Промежутки между вздохами становились все дольше, до тех пор, пока… пока…


В полумраке палаты прокаженные столпились вокруг девушки.

— Она еще дышит? — спросила Елена.

— С трудом, — ответил безногий старик. — Она не дотянет до утра.

А Мэриан чувствовала, что тает, будто ночная роса на рассвете. Она не ощущала боли. Вообще ничего. «Смерть не так уж и ужасна, — подумала девушка удивленно. — Она как будто старый друг, терпеливо ожидающий тебя в конце очень долгого пути. И если бы у меня были силы, я побежала бы ей навстречу. Да, я влюбилась в Смерть. Влюбилась…»


— Он умер, верно? — сказала Моргана, глядя на неподвижную кучу перьев в углу.

— Да, — ответила Календула.

Они все почувствовали, что Мох умер. По помещению как будто прошел ветер, потом он перешел в шепот, и наконец наступила тишина. Сапсана не стало.

— А Мэтти? Она тоже умерла? — спросила Моргана.

Птицы стали крутить головами в разные стороны. Воцарилась такая пустота, какой никто из них не ведал. Никто не мог вымолвить ни слова, все дали волю ощущениям.

— Мэтти! — прошептала наконец Календула. Но ответа не было.

— Ее здесь нет, — сказала Лира негромко.

Вдруг Календула почувствовала, что все ее существо охватила дикая ярость.

— Надо лететь! — воскликнула она.

— Куда? Зачем? — спросила Лира.

— Она должна быть где-нибудь, — ответила Календула твердо. — Это… — она бросила взгляд на то, что недавно было Мохом, — это не Мэтти.

— Календула, я знаю, что ты любила ее как никто другой, — сказал Улисс. — Благодаря тебе она стала почти соколом, а ты благодаря ей — почти человеком. Но ее больше нет. Она умерла.

— Но, Улисс, даже мертвой она должна где-то быть. Тело Моха ведь здесь… — Голос Календулы сорвался. Она не могла представить Мэтти мертвой. — С ней случилось много ужасного, и тут мы не в силах ничего поделать. Но клянусь памятью Мэтти, я отомщу ее врагам.

И остальные птицы разом почувствовали ее печаль.

— Мы полетим на рассвете! — сказала Календула.

Снаружи раздалось беспорядочное мычание охрипших коров.

Внизу старая Мэг заворочалась во сне и подумала: «Ах да, Мэтти, наверное, опять ухаживает за птицами. Вставляет им перья, поправляет когти…» Но тут она мигнула, широко распахнула глаза и поняла, что все совсем не так. Мэтти пропала несколько недель назад, и никто не знал, где она. Старуха осталась в замке совсем одна. Ходж умер через день после исчезновения Мэтти. Боль одиночества, охватившая Мэг, была куда сильнее, чем боль, пронзавшая ее старые кости.


С того момента, как Робин получил послание от Мэриан из Ноттингемского аббатства, прошло лишь несколько дней. Он не знал о том, что произошло за это время и что соколы оплакивают Мэтти, считая ее погибшей. Напротив, он радовался, придумав блестящий план ее освобождения.

— Вот, ребята, я думал над этим очень долго. Я отправился к аббатству и понаблюдал за их процветающим бизнесом по отпеванию прокаженных. И вот что я решил. — Он обвел своих товарищей оживленным взглядом. — Мы тоже устроим отпевание прокаженного… необычного прокаженного.

— Да, — сказал Рич медленно, и в его глазах блеснули хитрые огоньки. — Выступаем? Кто будет прокаженным?

— Конечно, я! — ответил Робин.

— Да, это лучше всего! — воскликнул Малыш Джон. — Можно я буду священником?

— А я, конечно, буду монахом, — добавил брат Тук.

— Да, а все остальные будут присутствовать на отпевании. И позовите всех ребят — присутствующих должно быть много. Пустим слух, что прокаженный богат, и нам с радостью откроют ворота. Готовьтесь, ребята. Настало время похорон! И время, наконец, вызволить Мэриан.