— Это мелочи, колдун. Поверь мне, складывать голых штабелями мы умеем…
Он осекся и склонил голову, прислушиваясь к внезапно наступившей тишине.
Горны умолкли.
Это была та же тишина, через которую они шли с тех пор как миновали Обсидиановые Врата, тишина, отгородившая их от мира, тишина мертвецов в могилах. Неподвластный времени голос Кил-Ауджаса.
Тишина была такой плотной, что тело опиралось на нее.
Все это время Мимара в растерянности стояла возле мулов. Потом перед ней очутился Киампас, он отдавал распоряжения — остаться с животными, следить за факелами, будешь перевязывать раны, чтобы остановить кровь надо стянуть вот так — и задавал вопросы: «Жгут сделать сумеешь? Меч у тебя красивый — справишься с ним, если что?» Он говорил только по делу, внимательно смотрел ей в глаза, и от его деловитости становилось спокойно. Как настоящий отец. Она честно отвечала ему. Боковым зрением Мимара видела, что Ахкеймион совещается с Клириком и Капитаном. Сарл продолжал рявкать перед строем, своим скрипучим голосом перечисляя пройденные «тропы».
— Да, мальчики, рубка будет славная. Просто отменная рубка!
Мимара достала факелы, пять из них расставила на равных расстояниях вдоль стены, воткнув их в углубления фризов. Шестой подожгла, и он вспыхнул странным прозрачным колдовским пламенем — фиолетовым, окаймленным в желтый, — но при этом горел и дымился, как обычный. Мимара зажгла все пять, высеченные в камне эмвама засияли всеми красками, как в своей давно прервавшейся жизни. Потом прошлась между беспокойных мулов, проводя руками по щетине, почесывая морды и уши, как будто прощалась.
Их маленькая армия неподвижно застыла. Двойная Суриллическая Точка светилась белым светом на фоне резной поверхности ближайших колонн, которые серели и растворялись, уходя вдаль. Свет лился беззвучно, хотя казалось, что он тревожно шипит.
Шкуродеры образовали ощетинившийся панцирь человек в тридцать, он начинался от стены, охватывал кругом животных и снова возвращался к стене. Лорд Косотер стоял за самым острием шеренги, одинокий и сурово-сосредоточенный. Со своей заплетенной косицами бородой и потрепанными одеждами, он казался таким же древним, как Кил-Ауджас. Круглый щит Капитана, который Мимара обычно видела притороченным к седлу, был выщербленным и поцарапанным. В центре едва читались остатки нарисованной айнонской пиктограммы: слово «умра», которое на айнонском означало одновременно долг и дисциплину. В руке Капитан держал меч, опустив его острием к земле — он уже прочертил им в пыли дугу в четверть круга. Поскольку лорд Косотер носил на груди Хоры, Мимара никак не могла отделаться от ощущения, что он не совсем живой.
Слева от Капитана в нескольких шагах стояли Ахкеймион с Киампасом. Справа — Клирик и Сарл. Их Метки напоминали об их силе, в которой была вся надежда экспедиции.
Не выпуская из руки факела, Мимара вытащила из ножен свой меч: подарок матери, выкованный из тончайшей селевкаранской стали. Мелкие огоньки капельками воды скользят по его блестящей поверхности. «Бельчонок», так она его называла, потому что он всегда дрожит у нее в руке. Как сейчас. Мимара попыталась припомнить многие годы тренировок со своими сводными братьями, но свет Андиаминских Высот не проникает сюда, так глубоко… Сюда не проникает ничего.
— Они идут, — сказал нечеловек, буравя темноту такими же непроницаемыми, как эта темнота, черными глазами.
Мимара ожидала, что почувствует, как из черноты вырисовываются Хоры. Вместо этого она услышала непонятный звук, словно гвоздь царапал по камню, этот звук мало-помалу заливал невидимые пространства, как вода во время потопа, ширясь и поднимаясь, так что стало казаться, что экспедиция стоит в полой трубке кости, которую грызут гигантские зубы…
Громче. Громче. Воздух наполнило зловоние, напоминавшее гнилостный запах нечеловеческих ртов.
Мимара так стискивала рукоять меча, что сводило руку.
— Как и сказал Капитан, — послышался скрипучий голос Сарла. — Голые.
Он стрельнул в Киампаса многозначительным взглядом. Вместе с жирными губами ухмылялись все его морщинки.
— Напомните мне, как сильно я это все ненавижу, — сказал Галиан, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Как нож в заднице? — подсказал Ксонгис.
— Не. Хуже.
— Я тоже подумал про нож, — добавил Сома.
— Нет, — ответил Поквас. — Это как отхлестать тебя по яйцам… ну, как репейником, так, да?
— Именно так, — сказал Галиан, глубокомысленно кивая. — Мою нежную мошонку. Репейником.
— Во-во, — фыркнул Ксонгис и плашмя хлопнул себя мечом по шлему.
— А золота-то сколько, подумайте, — ответил Сомандутта. Чувства юмора ему всегда не хватало. Бедняжка.
— Да ну, — скривился Поквас. — Куда он его потратит, когда репейником обдерет себе все хозяйство, так что все шлюхи смеяться станут?!
Каждый раз, когда они произносили это слово, Мимару бросало в жар. «Шлюха».
Галиан снова кивнул, на этот раз — как будто соглашаясь с какой-то трагической истиной человеческого существования.
— Это правда, девки вечно хохочут.
Своими разговорами они обращались, скорее, к собственным страхам, чем друг к другу, поняла Мимара. Люди всегда фиглярствуют, разыгрывают собственный спектакль, чтобы не произносить тех реплик, которые отвела им реальность. А о страхе пусть говорят женщины.
— У меня задница зачесалась, — внезапно объявил великан Оксвора. — У кого-нибудь чешется задница?
— Не по адресу, — отозвался Галиан. — Голых попроси, они тебе не откажут.
По шеренге волной пробежало фырканье и гомерический хохот.
— Разумеется. Но после этого у меня задница начнет вонять!
Сумасшедший взрыв хохота набросился на страх, как огонь на дрова, поглотил собою скрежещущий звук надвигающейся опасности…
— Сома! — выкрикнул гигант. — Ты один стрижешь ногти! Почеши меня пальчиком, а?
И смех возобновился с удвоенной силой.
Старый Сарл перекрыл его скрежещущим голосом:
— Хочу вам напомнить, ребятки, что наша жизнь — в смертельной опасности!
Но ухмылка выдавала его одобрение.
Лорд Косотер стоял неподвижен.
Отвлекшись, Мимара не увидела, как вперед вышел Ахкеймион. Когда она заметила его, будто когтями стиснуло сердце. Она открыла рот, чтобы окликнуть волшебника, но дыхание упало куда-то вниз. Он казался таким хрупким под нависающей сверху массой черноты, что Мимара чуть не лишилась чувств.
Но Ахкеймион уже заговорил, да так, что звук его голоса сдул остатки смеха. Даже приблилсающийся гул как будто попритих. Охранное заклинание обнимает пространство перед ним, напоминая голубоватую линзу. Лазурный отсвет расцвечивает его белые волосы и накидку из волчей шкуры. Вдруг стало видно, что он и в самом деле колдун Гнозиса.