Уши не трогать! | Страница: 3

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Черный принц вперил в синеглазого эльфа строгий взгляд, ответил с усмешкой:

– Сам придумал или подсказал кто?

Щеки послушника покрылись тяжелым румянцем, он пробормотал что-то под нос, втянул голову в плечи.

Антуан вступился решительно:

– Если нас считают людьми, мы можем сыграть на правовом поле цивилизации. Создадим общественное движение, заявим о своих правах, поднимем исторические материалы…

Смех «черного» прокатился тугой оглушающей волной.

– И чего ты этим добьешься, Антуан? Очередное «общество рыболовов» делу не поможет.

Антуан шагнул вперед, застыл, яростно потрясая кулаками. Золотые волосы растрепались, взъерошились, приоткрыв острые кончики ушей. Машка попыталась урезонить кавалера, но тот грубо скинул ее руку, зашипел:

– А что предлагаешь ты, Грегор?

«Черный» деловито заправил каштановые кудри за уши. Его уши оказались побольше Антуановых, чуть оттопыренные, тоже остроконечные.

– Войну, – бросил он сухо. – Нормальную, современную войну. Сперва череда акций по устрашению – взрываем стратегические объекты, наводим панику в больших городах. После, когда людишки в поиске безопасности хлынут в сельскую местность, начнем партизанить.

– Облавы на грибников устраивать? – усмехнулся Антуан.

– А почему нет?

Грегор пожал плечами, смерил оппонента холодным взглядом и поджал губы. А Машкин принц и вправду остыл, ответил спокойно:

– Это верх маразма, ваше высочество. Только эльф из рода Севергов мог додуматься до такого. Сколько лет отлавливать будем? Тысячу?

И впервые за время переговоров «черный» вспыхнул:

– Да хоть две. Мы – бессмертные, забыл?

– Нас тоже можно убить, – парировал Антуан.

– Справимся! – воскликнул Грегор. – Мы истребим людей. Поступим с ними так же, как поступили они. Даже если нам потребуется вечность…

Антуан не сдавался:

– Люди истребляют друг друга гораздо эффективнее. А если мы начнем играть по правилам цивилизации, сможем добиться несоизмеримо большего. Людишки без ума от сказок. Они с радостью занимаются спасением пингвинов, отстаивают права сексуальных меньшинств, разгадывают коды апокалипсисов… Чем мы хуже? Мы – ожившая сказка, вымирающий народ, который нужно сохранить.

– Глупости. Скоро им надоест играть в бирюльки, и пингвины с меньшинствами окажутся за бортом. Люди понимают только грубую силу, но сами уже слабоваты. Даже крошечная проблема способна вогнать человека в ступор, отнять надежду, подвести к черте. Антуан, представь: мегаполисы, объятые пожарами, ежедневные теракты, угрозы на каждом шагу. Обыватели сразу от страха окочурятся, если кто и выживет – только фаталисты. А уж этих мы как-нибудь добьем.

Рядом приглушенно вскрикнула Машка. Глаза подруги распахнуты в ужасе, реснички трепещут, нижняя губа вздрагивает. Кажется, даже пышное розовое платье потеряло цвет и блеск. Я легонько толкнула ее в бок, шепнула злорадно:

– А ты думала, они белые и пушистые?

На меня уставились все, даже высокомерный Грегор глазки выкатил.

– Я, – голосок Машки дрогнул, – Антуан… как ты мог?

По щекам блондинки покатились крупные прозрачные слезы, из груди вырвался душераздирающий всхлип. И хотя Машка явно старалась побороть панику, ее мордашка скривилась, а плечи затрясло мелкой дрожью. Еще немного, и всхлипы превратятся в истерику.

– Маш, не реви, – прошептала я, – это же разводка.

Но подруга взвизгнула, подскочила и метнулась прочь из шатра.

Я тоже сделала шаг вперед, но помчаться за Машкой не решилась. Зато Антуан поскакал следом, как взбешенный лось, предварительно гаркнув на меня.

– Ну вы орлы, – выдохнула я. – И с ушами этими здорово придумали. Как игра-то называется?

– Какая игра? – сухо отозвался кто-то.

Добродушная улыбка сползала с моего лица медленно, в итоге превратилась в кривую усмешку и приклеилась намертво. Грегор заговорил неожиданно:

– Она думает, что это ролевая игра.

– Это как? – проронил один из зеленых.

– Это когда люди выбирают себе роли и начинают разыгрывать определенный сценарий. Например, называют себя… эльфами и идут убивать Черного Властелина.

Грегор говорил мягко, но его взгляд был подобен буру: того и гляди дыру в черепе просверлит.

– Глупость какая-то, – фыркнул Элронд. – Кому это надо?

– Бывают и такие… люди.

Последнее слово черный принц произнес с особым презрением, но даже этот факт не смог стереть ухмылку с моего лица.

– Реалистично! Очень реалистично! Вы, Григорий, в театральном учитесь?

Грегор скривился, а мне ответил один из его подручных:

– Кто-кто?

Я пояснила:

– Его настоящее имя – Григорий или Гриша, кому как нравится. Антуан – ясное дело, Антон. Но такие имена лишены эльфийской утонченности, поэтому…

– Самка бредит, – фыркнул Элронд.

– Нет, – протянул Грегор довольно, – она действительно считает, будто мы ненастоящие.

Принц неспешно двинулся ко мне. Остановился в одном шаге, убрал прядь волос, гордо обнажив ухо. Я внимательно присмотрелась к продолговатому, чуть оттопыренному лопушку с острым кончиком – следов грима нет. Присмотрелась еще раз – результат тот же. Мысль врезалась в череп внезапно, но поверить в нее смогла только после того, как озвучила:

– Пластика? Неужели? Какой хирург решился на такой бредовый эксперимент?

Грегор прыснул, остальные тоже начали давиться смешками, демонстративно заправлять волосы за уши.

– А ну погоди, Гриша!

Я подскочила и ухватила венценосного эльфа за ухо, привстала на цыпочки и дернула еще несколько раз. Так и есть – настоящее, накладкой даже не пахнет.

– Точно пластика…

Вокруг повисла удивительная тишина. Аристократичная бледность Грегора неспешно отступала под напором румянца.

– Что-то не так? – удивилась я.

Принц помедлил секунду, сглотнул и прошептал чуть слышно:

– Ухо отпусти.

– Значит, все-таки грим?

Я вцепилась в эльфячий лопушок обеими руками. Остроконечное ухо Грегора дрогнуло, встрепенулось. Провела пальцем по изгибам ушной раковины, легонько дернула сперва за кончик, потом за мочку, но следов фальшивки по-прежнему не заметила.

– Отпусти, – бессильно выдохнул эльф.

Его дыхание сбилось, грудь вздымалась очень часто, шею и щеки залила ярко-малиновая краска. В расширенных зрачках появился странный, нездоровый блеск.

– Что с тобой? Температура?