Келлхус рассматривал его боковым зрением, смотрел, как он откинулся назад, когда они начали спускаться к ручью, – покрытые шрамами плечи оставались неподвижны, а бедра раскачивались в такт шагу коня.
«Быть может, ты на это и рассчитывал, отец? Быть может, он – препятствие, которое ты оставил на моем пути? Или же он возник случайно?»
Келлхус подумал, что скорее второе. Несмотря на то что знания его народа были чрезвычайно грубы, сам этот человек оказался необычайно умен. Мысли действительно умных людей редко следуют одинаковыми путями. Они разветвляются, и мысли Найюра урс Скиоаты ушли далеко, выслеживая Моэнгхуса в таких местах, куда ни один рожденный в миру человек не совался.
«Каким-то образом он увидел тебя насквозь, отец, и теперь он видит насквозь и меня. Была ли это твоя ошибка? Можно ли ее исправить?»
Келлхус прищурился. В этот миг он ушел далеко от склонов, неба и ветра – он смотрел одновременно сотню параллельных снов о поступках и их последствиях, следуя за нитями вероятностей. А потом он увидел.
До сих пор он пытался обойти подозрительность скюльвенда, когда на самом деле надо было заставить ее работать на себя. Он посмотрел на степняка новым взглядом и сразу увидел печаль и гнев, распаляющие его неутолимое недоверие. И Келлхус нащупал слова, тон и выражение лица, которые загонят этого человека в место, откуда ему уже не выбраться, где его подозрительность навяжет ему пробуждающееся доверие.
Келлхус увидел Кратчайший Путь. Логос.
– Прошу прощения, – сказал он неуверенно. – То, что я сказал, было неуместно.
Скюльвенд фыркнул.
«Он понимает, что мои слова фальшивы… Хорошо».
Найюр посмотрел ему прямо в лицо. Его глубоко посаженные глаза смотрели неукротимо и вызывающе.
– Скажи мне, дунианин, как вам удается править мыслями, как другие люди правят конями?
– Что ты имеешь в виду? – переспросил Келлхус резко, словно решал, не рассердиться ли.
Язык скюльвендов был богат многозначительными оттенками тона, но в речи мужчин и женщин эти оттенки сильно различались. Степняк, сам того не зная, лишил Келлхуса важного оружия тем, что не позволял ему общаться ни с кем, кроме собственных жен.
– Вот и теперь ты пытаешься управлять движениями моей души! – бросил Найюр.
Слабый стук его сердца. Густая кровь, бьющаяся под обветренной кожей. «Он все еще не знает, на что решиться».
– Ты думаешь, что мой отец сделал с тобой именно это?
– Да, твой отец именно это и сделал… – Тут Найюр осекся, глаза его встревожено расширились. – Но ты сказал это только затем, чтобы меня отвлечь! Чтобы не отвечать на мой вопрос!
До сих пор Келлхус успешно угадывал каждое разветвление мыслей скюльвенда. Реакции Найюра следовали вполне отчетливой схеме: он устремлялся по пути, который открывал перед ним Келлхус, но тут же отступал назад. И Келлхус знал, что, пока их беседа будет близка к этой схеме, Найюр будет чувствовать себя в безопасности.
Но как действовать дальше?
Ничто не вводит в заблуждение вернее правды.
– Каждого человека, с которым я встречаюсь, – сказал наконец Келлхус, – я понимаю лучше, чем он сам понимает себя.
Испуганный взгляд – страхи Найюра подтвердились.
– Но как такое возможно?
– Потому что меня так воспитывали. Потому что меня так учили. Потому что я один из Обученных. Я – дунианин.
Их кони перешли вброд мелкий ручей и начали подниматься на противоположный берег. Найюр наклонился вбок и сплюнул в воду.
– Еще один ответ, который на самом деле ответом не является! – бросил он.
Можно ли сказать ему правду? Нет, разумеется, не всю. Келлхус начал, делая вид, что колеблется:
– Все вы – ты, твои сородичи, твои жены, твои дети, даже твои враги из-за гор, – не можете видеть истинного источника своих мыслей и поступков. Люди либо предполагают, что они сами являются их источником, либо думают, что их источник лежит где-то за пределами мира – некоторые называют это То, Что Вовне. Но того, что реально было прежде вас, что действительно определяет ваши мысли и поступки, вы либо вообще не замечаете, либо приписываете это демонам и богам.
Каменный взгляд и стиснутые зубы – неприятные воспоминания… «Мой отец уже говорил ему это».
– То, что было прежде, определяет то, что происходит после, – продолжал Келлхус. – Для дуниан нет более важного принципа.
– А что же было прежде? – спросил Найюр, пытаясь изобразить насмешливую улыбку.
– Для людей? История. Язык. Страсти. Обычаи. Все эти вещи определяют то, что люди говорят, думают и делают. Это и есть скрытые нити, которые управляют всеми людьми, точно марионетками.
Частое дыхание. Лицо, омраченное неприятными догадками.
– А если нити становятся видимыми…
– То их можно перехватить.
Само по себе это признание ничем не грозило: все люди более или менее стремятся управлять себе подобными. Оно может оказаться угрожающим, только если знать о его способностях.
«Если бы он знал, насколько глубоко я способен видеть…»
Как ужаснулись бы они, эти рожденные в миру люди, если бы увидели себя глазами дунианина! Заблуждения и глупости. Разнообразные уродства.
Келлхус не видел лиц – он видел сорок четыре мышцы, прикрепленные к костям, и тысячи многозначительных изменений, которые могут с ними происходить, – вторые уста, не менее красноречивые, чем первые, и куда более правдивые. Он не слышал человеческих слов – он слышал вой сидящего внутри зверя, хныканье отшлепанного ребенка, хор предшествующих поколений. Он не видел людей – он видел примеры и следствия, обманутые порождения отцов, племен и цивилизаций.
Он не видел того, что будет потом. Он видел то, что было прежде.
Они проехали сквозь заросли молодых деревьев на том берегу ручья, уворачиваясь от веток, опушенных первой весенней зеленью.
– Это безумие, – сказал Найюр. – Я тебе не верю…
Келлхус ничего не сказал, направляя коня в просветы между стволами и раскачивающимися ветвями. Он знал пути мыслей скюльвенда, он знал, где следует вмешаться, – и он непременно вмешается, если сумеет забыть о своем гневе.
– Если все люди не ведают источника своих мыслей… – сказал Найюр.
Их кони, торопясь выбраться из кустов, перешли в галоп и в несколько скачков снова очутились на открытой, бескрайней равнине.
– Тогда, значит, все люди обманываются.
Келлхус поймал его взгляд – этот момент был важен.
– Они действуют по причинам, которые зависят не от них.
«Увидит ли он?»
– Как рабы… – начал Найюр, ошеломленно хмурясь. И тут он вспомнил, с кем имеет дело. – Но ведь ты говоришь это только затем, чтобы оправдать себя! Для чего порабощать тех, кто и так в рабстве, а, дунианин?