В этот момент Ахкеймион осознал, до какой степени немощен теперь Завет. Они сделались не просто нелепыми – избитыми, привычными и нудными. Можно ли заставить, чтобы тебе поверили, когда находишься в такой пропасти?
– Возможно, Священная война – не то, чем она кажется, – сказал Ахкеймион.
– Ах, не то, чем она кажется! – воскликнул Пройас, изображая изумление – упрек наставнику, который совершил непоправимый промах. – Для императора Священная война – извращенный способ восстановить свою империю. Для некоторых моих соратников это корыстное орудие богатства и славы. Для Элеазара и Багряных Шпилей это средство для достижения некой таинственной цели. А для некоторых других просто дешевый способ искупить безрассудно потраченную жизнь. Так значит, Священная война – не то, чем кажется? Не было такой ночи, Ахкеймион, когда я не молился, чтобы ты оказался прав!
Наследный принц подался вперед и налил себе чашу вина. Ни Ахкеймиону, ни Ксинему он вина не предложил.
– Но молитв недостаточно, верно? – продолжал Пройас. – Что-то непременно случается, какое-нибудь предательство или мелкая подлость, и сердце мое восклицает: «Да тьфу на них всех! Будь они прокляты!» И знаешь, Ахкеймион, именно вероятность спасает меня, не дает мне бросить все это. «А что, если?» – спрашиваю я себя. Что, если эта Священная война на самом деле божественна, является благом сама по себе?
На этих последних словах у него перехватило дыхание, как будто никакого дыхания не хватало, чтобы их произнести. «Что, если…»
– Неужели так трудно – верить? Неужели это настолько невозможно – чтобы, невзирая на людей и на их скотские устремления, одна-единственная вещь, Священная война, была благой сама по себе? Если это невозможно, Ахкеймион, если в моей жизни так же мало смысла, как и в твоей…
– Нет, – ответил Ахкеймион, не в силах сдержать собственный гнев, – в этом нет ничего невозможного.
Жалобная ярость в глазах Пройаса затухла, размякла от чувства вины.
– Извини, бывший наставник. Я не хотел… Он прервался, чтобы глотнуть еще вина.
– Быть может, сейчас не самое подходящее время, чтобы трепаться о твоих вероятностях, Ахкеймион. Боюсь, Господь испытывает меня.
– Почему? Что случилось?
О Пройас взглянул на Ксинема. Взгляд был озабоченный. – Произошло убийство невинных людей, – сказал он. – Галеотские отряды под началом Коифуса Саубона вырезали жителей целой деревни близ Пасны.
Ахкеймион вспомнил, что Пасна – это небольшой городок милях в сорока вверх по реке Фай, славящийся своими оливковыми рощами.
– Майтанет знает об этом?
Пройас скривился.
– Узнает.
И внезапно Ахкеймион все понял.
– Ты поступаешь вопреки его приказу. Майтанет запретил подобные вылазки!
Ахкеймион с трудом скрывал свое ликование. Если Пройас решился поступить наперекор своему шрайе…
– Мне не нравится, как ты себя ведешь! – отрезал Пройас – Какое тебе дело…
Тут он осекся, как будто его тоже вдруг осенило.
– Это и есть та вероятность, которую ты предлагаешь мне рассмотреть? – осведомился он. В голосе его звучали изумление и гнев. – Что Майтанет… – Он внезапно угрюмо расхохотался. – Что Майтанет в сговоре с Консультом?
– Всего лишь вероятность, как я уже сказал, – ответил Ахкеймион ровным тоном.
– Ахкеймион, я не стану тебя оскорблять. Мне известна миссия Завета. Мне известны одинокие кошмары твоих ночей. Вы все живете внутри тех мифов, которые мы позабыли еще в детстве. Как можно не уважать такое? Однако не путай те разногласия, которые могли возникнуть у меня с Майтанетом, и почтение и преданность, которые я питаю к Святейшему Шрайе. То, что ты говоришь – «вероятность», которую ты мне предлагаешь рассмотреть, – это богохульство. Понимаешь?
– Понимаю. Более чем.
– Есть ли у тебя что-то большее? Что-то помимо твоих кошмаров?
У Ахкеймиона было что-то большее, потому что у него было нечто меньшее. У него был Инрау. Он облизнул губы.
– В Сумне убит наш агент… – он сглотнул, – мой агент.
– Приставленный, несомненно, шпионить за Майтанетом…
Пройас вздохнул, печально покачал головой, как бы заставляя себя произнести жестокие слова.
– Скажи мне, Ахкеймион, какая кара назначена соглядатаям в Тысяче Храмов?
Колдун моргнул.
– Смерть.
– И что? – взорвался Пройас. – И с этим ты явился ко мне? Одного из твоих шпионов казнили – за шпионаж! – и из-за этого ты заподозрил, будто Майтанет – величайший шрайя за много поколений! – в сговоре с Консультом? Только на этом основании? Поверь мне, адепт, если с агентом Завета что-то случается, это вовсе не означает…
– Дело не только в этом! – возразил Ахкеймион.
– Ну-ка, ну-ка! А в чем еще? Какой-нибудь пьяница нашептал тебе какую-то жуткую байку?
– В тот день в Сумне, когда я видел, как ты целовал колено Майтанета…
– Слушай, вот про это не надо, ладно? Ты просто не понимаешь, насколько неуместно…
– Он увидел меня, Пройас! Он узнал во мне колдуна!
Пройас умолк – но ненадолго.
– И ты думаешь, я этого не знаю? Я там был, Акка! Ну да, он, как и другие великие шрайи, обладает даром видеть Немногих. И что с того?
Ахкеймион был ошарашен. Он не нашелся, что ответить.
– И что с того? – повторил Пройас. – Это означает лишь, что он в отличие от тебя избрал путь праведности, не так ли?
– Но…
– Что – «но»?
– Сны… Они так усилились в последнее время.
– А-а, снова о кошмарах…
– Что-то происходит, Пройас. Я это знаю. Я чувствую!
Пройас фыркнул.
– Вот мы и дошли до главной помехи, верно, Ахкеймион?
Ахкеймион мог лишь растерянно смотреть на него. Было что-то еще, что-то, о чем он позабыл… И когда он успел сделаться таким старым дураком?
– Помехи? – выдавил он. – Какие помехи?
– Разницы между тем, что ты знаешь, и тем, что чувствуешь. Между знанием и верой.
Пройас схватил свою чашу и осушил ее залпом, словно наказывая вино.
– Знаешь, я помню, как спросил тебя про Бога, много лет тому назад. Помнишь, что ты ответил?
Ахкеймион покачал головой.
– «Я слышал немало слухов о нем, – ответил ты, – но сам я с этим человеком никогда не встречался». Помнишь? Помнишь, как я прыгал и смеялся?
Ахкеймион кивнул и слабо улыбнулся.
– Ты повторял это в течение нескольких недель. Твоя мать была в ярости. Меня бы тогда прогнали, если бы не Ксин…
– Этот чертов Ксинем все время тебя защищал, – сказал Пройас, с усмешкой глядя на маршала. – А ты знаешь, что если бы не он, у тебя, пожалуй, и друзей бы не было?