– Они подписали договор, согласно которому все завоеванные земли отходили империи.
– Это неприемлемо.
– Для тех Великих Имен это было приемлемо. Они считали себя непобедимыми и полагали, будто, если они станут дожидаться остальных войск, это попросту лишит их заслуженной славы. Что такое закорючка на пергаменте по сравнению с вечной славой? И вот они выступили в поход, достигли земель фаним, и там их разбили наголову. Скюльвенд задумчиво потер подбородок. Этот жест показался Ахкеймиону странно обезоруживающим для человека столь устрашающего вида.
– Икурей Конфас! – решительно произнес он. Пройас одобрительно поднял брови. И даже на Ахкеймиона это произвело впечатление.
– Продолжай, – сказал принц.
– Ваш шрайя боится, что без Конфаса все Священное воинство погибнет. Поэтому он отказывается потребовать, чтобы император снабдил вас провизией, боясь повторения того, что случилось раньше.
Пройас горько улыбнулся.
– Вот именно. А император, разумеется, объявил свой договор платой за Конфаса. И похоже, для того, чтобы использовать свое орудие, Майтанету придется его продать.
– То есть продать вас.
Пройас тяжело вздохнул.
– Не заблуждайся, скюльвенд. Я человек преданный и благочестивый. Я сомневаюсь не в своем шрайе, а лишь в его оценке этих последних событий. Я убежден, что император пытается нас обмануть, что, даже если мы выступим в поход, не подписав его договор, он все равно отправит нам вслед Конфаса с его колоннами, чтобы попытаться вытянуть из Священной войны все, что можно…
Ахкеймион впервые сообразил: Пройас действительно боялся, что Майтанет сдастся. А почему бы и нет? Если Святейший Шрайя смирился с Багряными Шпилями, почему бы заодно не смириться и с императорским договором?
– Мои надежды, – продолжал Пройас, – а это всего лишь надежды, – состоят в том, что Майтанет, возможно, согласится на тебя в качестве замены Конфасу. Если у нас будешь ты в качестве советника, император уже не сможет утверждать, будто наша неопытность нас погубит.
– В качестве замены главнокомандующему? – переспросил скюльвендский вождь и внезапно затрясся всем телом. Ахкеймион не сразу сообразил, что он смеется.
– Тебе это кажется забавным, скюльвенд? – озадаченно спросил Пройас.
Ахкеймион воспользовался случаем вмешаться.
– Это из-за Кийута, – быстро пробормотал он по-конрийски. – Подумай, как он должен ненавидеть Конфаса за битву при Кийуте!
– Месть? – коротко спросил Пройас, тоже на конрийском. – Думаешь, он ради этого сюда явился? Чтобы отомстить Икурею Конфасу?
– Спроси его! Зачем он сюда явился и кто остальные? Пройас оглянулся на Ахкеймиона, досада в его глазах сменилась согласием. Пыл едва не подвел принца, и он понимал это. Он едва не пригласил к своему очагу скюльвенда – скюльвенда! – при этом даже не расспросив его как следует.
– Вы не знаете нансурцев! – объяснял тем временем варвар. – Скюльвенд вместо великого Икурея Конфаса? Да тут такое начнется! Одним плачем и скрежетом зубовным не обойдется.
Пройас не обратил внимания на это замечание.
– Меня по-прежнему тревожит один вопрос, скюльвенд… Я понимаю, что твое племя было уничтожено, что твоя земля обратилась против тебя, но зачем ты явился именно сюда? Зачем скюльвенду ехать не куда-нибудь, а в империю? И зачем язычнику присоединяться к Священному воинству?
Усмешка с лица Найюра урс Скиоаты исчезла, осталась одна лишь осторожность. Ахкеймион видел, как он напрягся. Словно перед ним отворилась дверь, ведущая в какое-то ужасное место.
И тут из-за спины варвара раздался звучный голос:
– Я – причина тому, почему Найюр приехал сюда. Все воззрились на безымянного норсирайца. Человек был облачен в лохмотья, но держался царственно, как будто привык, чтобы ему беспрекословно повиновались. Однако без надменности, словно бы тяготы и скорби смягчили его природную гордыню. Женщина, цеплявшаяся за его пояс, обводила глазами всех присутствующих: похоже, их расспросы и раздражали, и удивляли ее. Ее взгляд словно говорил: «Да как же, как же вы сами не видите?»
– А кто ты, собственно, такой? – осведомился Пройас. Ясные голубые глаза моргнули. Норсираец чуть заметно кивнул головой, как равный равному.
– Я – Анасуримбор Келлхус, сын Моэнгхуса, – сказал он по-шейски с сильным акцентом. – Князь с севера. Из Атритау.
Ахкеймион уставился на него, еще не понимая, в чем дело. Потом наконец до него дошло. Имя «Анасуримбор» едва не сбило его с ног. Он невольно схватил Пройаса за руку и сам подался вперед.
«Этого не может быть!»
Пройас бросил на него пристальный взгляд, призывая помалкивать. «Потом, потом обо всем расспросишь, адепт!» И снова перевел взгляд на чужестранца.
– Прославленное имя.
– Мое происхождение от меня не зависит, – ответил норсираец.
«Один из моих потомков вернется, Сесватха…»
– Ты не очень похож на князя. Должен ли я поверить, что ты равен мне?
– Не зависит от меня и то, во что ты веришь или не веришь. Что же до моего внешнего вида – все, что я могу сказать, это что мое паломничество было нелегким.
«Анасуримбор вернется…»
– Паломничество?
– Да. Паломничество в Шайме. Мы пришли, чтобы умереть за Бивень.
«…Вернется, когда наступит конец света».
– Однако Атритау находится далеко за пределами Трех Морей. Как же ты узнал о Священной войне?
Норсираец поколебался, как будто был не уверен в том, что собирался сказать, и боялся этого.
– Сны. Кто-то послал мне сны. «Этого не может быть!»
– Кто-то? Кто именно?
Норсираец не мог ответить на этот вопрос.
«Те из нас, что остались в живых, всегда впадали и будут впадать в растерянность, вспоминая его приход. И не потому, что он тогда был другим. У меня такое странное ощущение, что он вообще не менялся. Менялись мы. Если теперь он кажется нам совсем другим, то лишь потому, что он изменил все вокруг себя».
Друз Ахкеймион, «Компендиум Первой Священной войны»
Конец весны, 4111 год Бивня, Момемн
Солнце только что село. Человек, называвший себя Анасуримбором Келлхусом, сидел, скрестив ноги, в круге света своего костра, у шатра, полотняные стенки которого были расшиты черными орлами – видимо, шатер был подарком Пройаса. На первый взгляд, в этом человеке не было ничего особо впечатляющего, разве что длинные, соломенного цвета волосы, мягкие, как горностаевый мех, казавшиеся удивительно неуместными в свете пламени. Ахкеймион подумал, что эти волосы созданы для солнца. Раненая девушка, которая так отчаянно цеплялась за него накануне, сидела рядом с ним в простом, но элегантном платье. Они оба вымылись и сменили свои лохмотья на одежду из гардероба самого принца. Подойдя ближе, Ахкеймион был поражен красотой женщины. Прежде она больше походила на избитую девочку-бродяжку.