Стены коридора стремительно проносились мимо – Конфас шагал вперед размашисто, по-военному. Ахкеймион буквально кожей чувствовал, как над ним громоздится махина Андиаминских Высот. Интересно, сколько людей прошли этим коридором и никогда не вернулись обратно?
Конфас внезапно, без предупреждения сказал:
– Вот ты ведь друг Нерсея Пройаса, да? Скажи мне: что тебе известно об Анасуримборе Келлхусе? О том, который называет себя князем Атритау?
У Ахкеймиона перехватило дыхание, он сбился с ноги и не сразу догнал Пройаса.
«Неужели в этом каким-то образом замешан Келлхус?» Что ему сказать? Что он боится, как бы этот человек не оказался предвестником второго Армагеддона? «Не говори ему ничего!»
– А почему вы спрашиваете?
– Ты, без сомнения, слышал об исходе встречи императора с Великими Именами. Таким исходом мы в немалой степени обязаны ловкому вмешательству этого человека.
– Вы хотите сказать, его мудрости?
Лицо главнокомандующего на миг исказилось от гнева. Он похлопал себя по груди, между ключиц – именно там, где висела его хора. Этот жест каким-то образом успокоил Конфаса – видимо, напомнил ему о том, что Ахкеймиона тоже можно убить.
– Я задал тебе простейший вопрос!
Ахкеймион про себя подумал, что этот вопрос никак нельзя назвать простейшим. Что ему известно о Келлхусе? Да почти ничего. Если не считать того, что этот человек внушает ему благоговение, а мысль о том, кем он может оказаться, внушает ужас. Вернувшийся Анасуримбор…
– Имеет ли это какое-то отношение к вашему «необычному шпиону»?
Конфас остановился как вкопанный и уставился на Ахкеймиона в упор. То ли этот вопрос почему-либо показался ему идиотским, то ли он не мог решить, как на него ответить.
«Они действительно перепуганы насмерть».
Главнокомандующий фыркнул — его как будто забавляла сложившаяся ситуация. Он, Икурей Конфас, тревожится из-за того, как может обойтись с тайнами империи какой-то адепт Завета!
– Абсолютно никакого. Он ухмыльнулся.
– Причеши-ка бороду, колдун, – добавил он, продолжая свой путь по коридору. – Тебе предстоит встретиться с императором!
Ксерий отошел от Кемемкетри и пристально вгляделся в лицо Скеаоса. Ухо у советника было в крови. Длинные жидкие пряди седых волос прилипли ко лбу со вздувшимися венами и впалыми щеками. Это придавало советнику облик безумца.
Старик был раздет донага и прикован вверх лицом к выпуклому деревянному столу, имеющему форму половинки колесного обода. Дерево было гладкое, отполированное до блеска спинами других таких же узников, и рядом с бледной кожей советника выглядело совсем черным. Комнату с низким сводчатым потолком озаряло множество горящих жаровен, расставленных в беспорядке по разным углам. Они находились в самом чреве Андиаминских Высот, в помещении, которое издавна называлось Комнатой Правды. Вдоль стен на железных подставках и крюках были расставлены и развешаны многочисленные орудия для добывания Правды.
Скеаос смотрел на императора без страха, помаргивая, как моргает ребенок, разбуженный посреди ночи. На морщинистом лице блестели глаза, обращенные к тем, кто явился вместе с императором: Кемемкетри и еще двое старших магов, в черных с золотом одеяниях Имперского Сайка, Колдунов Солнца; Гаэнкельти и Токуш, оба еще в церемониальных доспехах, с лицами, искаженными страхом – ведь император, несомненно, обвинит их в том, что они проморгали это подлое предательство; Кимиш, императорский палач, который не замечал людей – он видел одни только болевые точки; Скалетей, вызванный Гаэнкельти мисунсай в голубом одеянии, – его немолодое лицо выглядело озадаченным; и, разумеется, двое арбалетчиков из эотской гвардии, в синих татуировках, с хорами, нацеленными на цыплячью грудь главного советника.
– Совсем другой Скеаос… – шепнул император, стиснув трясущиеся руки.
Главный советник негромко хихикнул.
Ксерий подавил терзавший его ужас, почувствовал, как его сердце ожесточилось. Ярость. Здесь ему потребуется ярость.
– Что скажешь, Кимиш? – спросил он.
– Его уже допросили, кратко, о Бог Людей, – ответил Кимиш. – Согласно протоколу.
Что слышалось в его тоне? Возбуждение? Кимишу, единственному из собравшихся, не было дела до того факта, что на столе растянут советник императора. Он был всецело поглощен своим ремеслом. Ксерий был уверен, что и политический подтекст этого ареста, и его ошеломляющие последствия для Кимиша ровным счетом ничего не значат. Вот это Ксерию в нем и нравилось – хотя временами раздражало. Подходящая черта для императорского палача.
– И что? – спросил Ксерий. Голос у него едва не сорвался. Все его страсти, казалось, усилились и грозили самыми неожиданными превращениями: из скуки – в ярость, от мелкой обиды – к страданию.
– Бог Людей, этот человек не похож ни на кого из тех, кого мне доводилось видеть.
А вот что Кимишу, с точки зрения императора, было совершенно не к лицу, так это его страсть к театральности. Он говорил не спеша, выдерживая паузы, точно завзятый актер, с таким видом, как будто весь мир – всего лишь хор при нем. Суть дела Кимиш ревниво приберегал напоследок и выдавал ее в согласии с законами повествования, а никак не со срочностью и необходимостью.
– Твое дело, Кимиш, получать ответы! – отрезал Ксерий. – Почему мне приходится допрашивать палача?
Кимиш пожал плечами.
– Ну, иногда лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать, – сказал он и взял с подставки, стоящей подле советника, небольшие щипцы. – Вот, поглядите.
Он опустился на колени и взял в левую руку одну из ног советника. И принялся медленно, со скучающим видом профессионала сдирать ноготь с пальца.
Ничего. Ни стона, ни звука. Старческое тело даже не вздрогнуло.
– Это не человек! – ахнул Ксерий и отшатнулся. Прочие застыли, ошеломленные. Император обернулся к Кемемкетри – тот покачал головой, – потом к Скалетею, и тот прямо сказал:
– Здесь никакого колдовства нет, о Бог Людей.
Ксерий развернулся к своему советнику.
– Что ты такое?! – вскричал он.
Старческое лицо усмехнулось.
– Я большее, Ксерий. Я нечто большее.
Это не был голос Скеаоса – это был шум словно бы множества голосов.
Земля поплыла под ногами Ксерия. Он ухватился за Кемемкетри – тот невольно отшатнулся от хоры, болтавшейся на шее у императора. Ксерий взглянул в глумливое лицо колдуна. «Имперский Сайк!» – мысленно взвыл он. Коварные. Лелеющие тайные помыслы и замыслы. Только у них есть такие возможности. Только они могли…
– Ты лжешь! – крикнул он великому магистру. – Без колдовства тут обойтись не могло! Я чувствую в воздухе его отраву! Вся комната воняет колдовством!
Он отшвырнул перепуганного колдуна наземь.