Засунув блокнот и карандаш в карман, Обри поднялся на ноги и заявил, что ему пора уходить.

— Вскоре в церкви соберутся подростки, — сообщил он, направляясь к дверям.

— И что ты намерен с ними делать? — поинтересовалась я.

— Попытаюсь внушить им, что у них есть бездна преимуществ перед баптистами. По воскресным вечерам мы собираем подростков по очереди — лютеранская церковь, пресвитерианская и епископальная [4] . Сегодня мой черед.

Мысленно я порадовалась, что наши отношения еще не зашли слишком далеко и я свободна от обязательства участвовать в мероприятиях подобного рода.

Обри открыл дверь, потом с видом человека, забывшего что-то важное, резко повернулся, обнял меня за плечи и поцеловал. Я почувствовала, как по всему моему телу, от губ до пяток, пробежала искра. Несомненно, Обри тоже ощутил нечто подобное. По крайней мере, когда он выпустил меня, вид у него был сияющий.

— На следующей неделе непременно тебе позвоню, — пообещал он, едва переведя дыхание. — С нетерпением жду среды.

— Я тоже, — улыбнулась я. Сердце мое радостно замерло, когда я заметила, что занавески в доме напротив шевелятся. Похоже, Артур и Линн стали свидетелями нашего нежного прощания.

«Съели?» — удовлетворенно подумала я, закрывая за Обри дверь.

Глава восьмая

Понедельник оказался куда более хлопотливым днем, чем я ожидала. Когда я явилась в библиотеку, намереваясь проработать всего четыре часа, выяснилось, что одна из моих коллег слегла с летней ангиной.

«Чрезвычайно опасная штука», — повторяли умудренные опытом библиотекарши, сочувственно качая головами.

Сэм Клеррик, наш босс, попросил меня отработать полных восемь часов. После недолгих колебаний я согласилась. При этом я чувствовала, что совершаю настоящий акт милосердия. Ведь мое новое финансовое положение — или, скажем так, мое потенциальное финансовое положение — давало мне возможность не работать вообще. Отвечая на вопросы читателей и читая вслух дошкольникам, я упивалась сознанием собственного благородства. Самодовольство — чрезвычайно приятное чувство, так что все утро я буквально витала в облаках.

Сознавая, что имею на это полное право, я выкроила во время кофейного перерыва несколько лишних минут, позвонила в телефонную компанию и спросила, можно ли подключить телефон в доме Джейн к номеру моего таунхауса. К моему великому удовольствию, выяснилось, что никаких препятствий к этому не имеется. Меня заверили, что через пару дней телефон в доме Джейн заработает.

Повесив трубку, я обнаружила, что за спиной у меня стоит Лилиан Шмидт. Вообще-то я стараюсь держаться от Лилиан подальше, потому что общение с ней в больших дозах доводит меня до белого каления. Но надо признать, у этой особы есть и положительные качества, которые многое искупают. К тому же я стараюсь сохранять добрые отношения со всеми коллегами.

Спору нет, мозги у Лилиан куриные, а главная ее страсть — сплетни. При этом она никому не желает зла, более того, по мере возможности даже готова прийти на помощь. Лилиан разведена, одна воспитывает ребенка. О своем вероломном муже и дочке-вундеркинде она готова говорить до бесконечности, так что несчастный слушатель начинает мечтать о землетрясении, которое поглотило бы надоедливую рассказчицу вместе с ее семьей. Лилиан — неплохой работник и тщательно выполняет любое поручение. При этом она без конца твердит, что на ней пашут все, кому не лень. От этих тоскливых сетований, охов и вздохов можно сойти с ума. Что до ее воззрений, то они так раздражают меня своей узостью, что в пику Лилиан я иногда высказываю мнения, которые сделали бы честь завзятому коммунисту или поборнику свободной любви.

— На улице кошмарная жара, — сообщила Лилиан вместо приветствия. — Пока доехала, вся вспотела. Хоть снова становись под душ.

На лбу у нее и правда блестели бисеринки пота. Из ящика кофейного стола Лилиан вытащила бумажную салфетку и, отдуваясь, промокнула лоб.

— Я слышала, тебе тут привалила удача, — заявила она и, скомкав салфетку, бросила бумажный шарик в урну, разумеется промазав.

С сокрушенным вздохом Лилиан нагнулась, чтобы его поднять. При этом она не сводила глаз с моего лица.

— Да, — ограничилась я предельно кратким ответом.

Лилиан продолжала буравить меня глазами, явно ожидая продолжения. Смекнув, что ожидания бесплодны, она решила сама проявить инициативу.

— Я и не знала, что вы с Джейн Ингл были так близки, — изрекла она.

Сияя приветливейшей из своих улыбок, я перебрала в голове варианты ответов и вновь остановилась на самом кратком.

— Мы хорошо относились друг к другу.

— Я тоже хорошо относилась к Джейн, — покачала головой Лилиан. — Однако она не оставила мне ни цента.

Что я могла на это ответить? Только молча пожать плечами. Если между Джейн и Лилиан и существовали дружеские отношения, я об этом слышала в первый раз.

Моя неумная коллега тем временем решила зайти с другого конца.

— А ты знаешь, что осенью Бубба Сивелл собирается выдвинуть свою кандидатуру на выборах в Палату представителей? — осведомилась она.

— Вот как, — проронила я так безразлично, что у Лилиан не было никакой возможности понять, как далеко простирается моя осведомленность.

Тем не менее она решила, что информация произвела впечатление, и затараторила как сорока:

— Представь себе, его секретарша — сестра моего бывшего мужа, и хотя он ведет себя как последняя свинья, с его сестрой у нас отличные отношения. Она и рассказала мне о грандиозных планах своего шефа. Завтра об этом будет объявлено официально. Я подумала, тебе будет интересно об этом узнать, ведь в последнее время тебя частенько видят в обществе Буббы. Уж конечно, во время избирательной кампании ему придется доказать, что он чист как стеклышко. Любой компромат, даже пустяковый, поставит на его надеждах крест. У него очень серьезный соперник, Карл Андервуд. Его выбирали в Палату представителей три раза подряд.

Должно быть, в моем взгляде мелькнули явственные проблески любопытства. Так или иначе, Лилиан догадалась, что ее сообщение явилось для меня новостью, и лицо ее осветила счастливая улыбка. Весьма довольная собой, она посетовала немного на невероятную сложность школьной программы, на аллергию, которая не дает житья ее дочери, и наконец избавила меня от своего общества.

А я, сидя на жестком стуле в кофейной комнате, принялась переваривать полученную информацию. Так, значит, впереди у Буббы Сивелла избирательная кампания. Неудивительно, что он не хочет иметь никакого отношения к неприглядным тайнам, скрытым в доме Джейн. Да и у трогательной заботливости, которую он проявлял во время болезни Джейн, появилось вполне прагматичное объяснение. Главная задача для него сейчас — настроить общественное мнение в свою пользу, а адвокат, который пылинки сдувает с пожилой клиентки, вызывает всеобщий восторг и умиление. В особенности если учесть, что по завещанию этой самой клиентки он не получит ровным счетом ничего. За исключением весьма щедрого гонорара за свои услуги.