Здания стояли очень близко, так, что при необходимости можно было перелезть на соседнюю крышу. А вот заглянуть в окно было невозможно. На улицу выходили глухие стены, и выглянуть можно было только во дворик внутри каждого дома. У богатых в таких двориках даже росли деревья, в тени которых можно отдохнуть.
В целом такой дом представлял собой настоящий блокгауз, рассчитанный на длительную осаду, куда ворваться непрошеному гостю было очень непросто. С плоской крыши, где в подобных случаях находились стрелки, врага обстреливали еще на подступах, и соседи тоже не остались бы в стороне от развлечения. Войти можно было только через единственные ворота во двор, где агрессор опять попадал под выстрелы из окон. Совсем другая архитектура, чем в деревнях, но там и взять особо нечего, не то что в городе. Все было продумано до мелочей и не одно столетие проходило экспериментальную проверку. К тому же большинство подвалов в домах соединялись ходами сообщений, что давало возможность перебрасывать в нужное место подкрепления под землей, не показываясь противнику.
Одна проблема — такая оборона была хороша, пока не появились люди. Они вовсе не собирались разбивать лоб о каменные стены домов или красться по узким кривым улочкам, где непременно получили бы массу раненых и убитых. Тут хватило бы и одних камней, запущенных с крыши. Поэтому, особо не торопясь, люди подтащили тяжелое вооружение и начали демонстрировать, как не надо с ними враждовать. Сначала всем желающим было предложено выйти из города вместе с имуществом. Таких оказалось немного, видно, плохо орки представляли, что их ждет. Хотя хвастаться особо нечем. Я тоже в первый раз видел это зрелище.
Десять гаубиц со скорострельностью четыре-пять выстрелов в минуту с совершенно безопасного расстояния в несколько километров начали методично и последовательно разрушать дом за домом, «пробивая» в кварталах коридоры для действий пехоты. Расчеты орудий работали как на тренировках.
Зрелище было страшным. То, что орудия сделали на местном заводе еще по образцам времен Второй мировой, на результат не влияло никак. При попадании снаряда дом рушился, выбрасывая столб пыли и дыма. Если и были в нем защитники, искать их после этого не стоило. В пригороде начались пожары, и уже к обеду над множеством зданий вывесили белые флаги. Подобные вещи орки прекрасно выучили раньше. У нас, у анхов и у зеленых белый цвет означает приглашение к переговорам, а вовсе не сдачу. Таким образом подчеркивается чистота намерений. И здесь человеческие понятия без приглашения вторгаются в старую жизнь. Хочешь жить — учись общаться на понятном для сильного соседа языке.
Сдавшимся повезло меньше, чем первым сбежавшим из города. Их загоняли всех в огромный фильтрационный лагерь. Прямо на поле, огороженном колючей проволокой, они, предварительно проверенные на предмет оружия и нередко с облегченными карманами, сидели в ожидании конца происходящего. Там шло тщательное изучение личностей, чтобы под шумок из города не смылись ответственные лица.
Не все сдались, кое-кто из тех, кто много терял при перемене власти, пытался еще сопротивляться. Но огневые точки блокировались, и очаг сопротивления просто взрывался.
В Кыыдаан вошли оба горнострелковых батальона, разбитые на штурмовые группы, с дополнительными инженерными и саперными подразделениями. Первыми вдоль улиц продвигались тройки со стрелками, вооруженными автоматами и пулеметом, за ними тройки с гранатометами или огнеметами. При обнаружении сопротивления они вели огонь по противоположным сторонам улицы — тройки, движущиеся по левой стороне улицы, стреляли по зданиям на правой стороне и, соответственно, наоборот.
Следом шли саперы, которые проверяли захваченные здания на наличие в них мин, проделывали проломы в домах. Орки нередко устанавливали в дверных проемах и на растяжке гранаты, прикрепляя к ним тротиловые шашки. Откроешь дверь — и получишь взрыв. Заметить тонкую нить при штурме здания было непросто, а в ночное время практически невозможно. Нюх тут не помогал, слишком все провоняло запахами железа, сгоревшего пороха и крови. Поэтому в двери даже не совались, шли сквозь стены.
И в довершение всего — еще не меньше пяти-шести снайперских пар с пулеметчиком, занимающих позиции на флангах, и неизменный бронетранспортер, готовый в любой момент прикрыть броней бойцов или открыть огонь из крупнокалиберного пулемета для поддержки. Вперед их не пускали, у орков, как оказалось, были и гранатометы, а на узких улицах это гарантированная смерть. Поэтому имелся еще и огромный бронированный бульдозер, сносивший все подряд и расчищавший дорогу от обломков уничтоженных артиллерийским огнем домов.
К сожалению, полностью избежать потерь в бою и тем более в городских застройках, где противник знает все входы и выходы, еще никому не удавалось.
В этом мне пришлось убедиться на собственном опыте. Я по-прежнему таскался за командиром первой роты Габи в малопонятной роли прикомандированного специалиста. Мои попытки уклониться от этой чести и спокойно посидеть в уже обшаренных кварталах были им вежливо и твердо проигнорированы. Вроде как я могу еще потребоваться.
Оба моих заместителя прекрасно научились общаться с Летчиком, и в принципе в моих услугах уже никто не нуждался. Тем более что ночью война прекращалась. Вырваться из плотного кольца окружения попыток больше не было. Со злобой обреченных последние защитники города, еще не отступившие в мощную крепость, стоящую на холме, изредка пытались устраивать засады на проводящих зачистки домов солдат, передвигаясь по подземным переходам в уже проверенные дома и выходя в тыл наступающим.
Вот так я и шел, как привязанный, за начальством, когда совершенно неожиданно раздалась длинная автоматная очередь. Впереди рухнул, широко раскинув руки, невысокий солдат. Из дыры в животе выплескивалась кровь, и сам он судорожно скреб землю, явно в последних судорогах агонии. Еще один, неприятно брызнув мне в лицо кровью от попавшей в правую сторону шеи пули, свалился рядом. После таких ранений не выживают. Остальные, стреляя на ходу и издавая невразумительное рычание, мгновенно кинулись к дому, откуда стреляли. Навстречу нам с не менее кровожадным ревом выскочило несколько орков.
Здесь, на улице, мы и сшиблись с зелеными. К счастью, автомат был только у одного, и первой же очередью он высадил весь магазин. Стрелять тоже надо уметь. Драться штыком автомата меня никто не учил, да и не было у меня штыка, так что, привычно уклоняясь от удара длинного тесака, больше похожего на короткий меч, я воткнул одному из них нож в живот. Такие вещи мне гораздо привычнее, чем стрельба с дальнего расстояния.
Рядом с хрипом и руганью дрались остальные. Стрелять из пистолета ума большого не надо, но при том, что практически все орки были на вид здоровее и сильнее маленьких горнострелков, тех явно учили не только стрелять, но и орудовать любым попавшим под руку предметом. Попасть с разбега стволом в горло — я бы так не сумел. И отмахиваться прикладом от копья в общей свалке так, чтобы не зацепить ни одного своего товарища, а умудриться завалить копейщика, учившегося всю жизнь орудовать своим оружием, дело тоже не простое.
Все это продолжалось считанные секунды — от первого выстрела до момента, когда зеленые превратились в трупы. Зажимая нехорошую рану на бедре, сидел мой лейтенант Брэндон и ругался непослушными губами. Его успел полоснуть клинком один из орков. Вид у него был отвратительный. Явно потерял много крови и был страшно бледен. Пришлось накладывать жгут, сделать еще что-нибудь в этих условиях было нельзя.