Book.

«Покажи мне свою утрату», — зазвенел у него в голове мелодичный голос.

Юноша расстегнул лётный костюм и задрал рубаху, обнажив глубокий, страшный шрам. Канкарессе легонько провела пальцем по рубцу и заглянула свидетелю в глаза.

«Да, — грустно прошептала она. — Да, я вижу. Засада, ловушка в грязном птичьем граде. Твои друзья, такие молодые, такие отважные, гибнут в когтях бешеных шраек. Кровь, крики. Один товарищ упал, за ним второй, третий, четвёртый. Настал твой черёд…»

Хранительница содрогнулась, её хрупкое тело чувствовало боль Библиотечного Рыцаря.

«Мощный удар… И ты бежишь, бежишь! Бежишь!»

Канкарессе зажмурилась и копнула воспоминания поглубже.

«Ты укрылся в тени аллеи и почти не дышишь. Шрайки могут обнаружить тебя в любой момент. Ужас. Мука. Совсем близко раздаются победоносные крики врагов… Предатель сдержал слово! Предатель поработал на славу!»

Она открыла глаза и поглядела на бледного юношу. Вопли птиц ещё звучали у него в голове.

«Спасибо тебе, Ксант! — гоготала довольная шрайка. — Ксант Филатайн!»

Канкарессе оставила Библиотечного Рыцаря и зашагала по усыпанной гравием дорожке прочь от тёмного пруда. Многих ей ещё предстоит сегодня выслушать. Она пересекла душистую лужайку и направилась прямиком к помощнику библиотекаря, грустившему под сенью цветущей ивы.

Это был хрупкий, рассеянный мечтатель в маленьких очках-половинках, то и дело сваливавшихся с длинного тонкого носа. Его некогда огненнорыжие волосы рано поседели, а в душе зияла рана, которую уже никогда и никому не залечить.

«Откройся, — прошептала Хранительница. — Доверь мне свои мысли».

Канкарессе встала на цыпочки и положила ладони на голову библиотекарю. В следующий миг на неё накатила волна беспросветного горя.

«Твой сын, — у Канкарессе ёкнуло сердце. — Твой любимый, несчастный ребёнок… Рыжеволосый розовощёкий Артиллус. Твоя гордость и радость. Ты просил его не гулять по коллектору, говорил, как там опасно, но он не послушался… Молодые всегда так упрямы…»

Вейф задрожала.

«Ты узнал обо всём слишком поздно. Библиотечный патруль рассказал, что Артиллуса взяли в плен Стражи… Они уволокли его в Башню Ночи… и…»

Боль стала такой невыносимой, что Канкарессе застонала.

«Твоего сына и ещё одного пленника посадили в железную клетку и спустили в ущелье, полное страшных тварей — скалистых демонов… Они были обречены. Принесены в жертву по воле Верховного Стража Ночи и его юного приспешника — грозы всех пленников Башни Ночи… Ксанта. Ксанта Филатайна…»

Канкарессе отступила назад.

Теперь душевные раны бедного библиотекаря затянутся, но он никогда полностью не исцелится.

По усыпанной гравием дорожке прогуливался пожилой академик в простых домотканых одеждах. Зелёные глаза учёного лучились добротой, но вейф сумела разглядеть в них годы лишений и страданий. По глубоким морщинам, покрывавшим мудрое лицо старца, можно было прочитать его грустную историю. Канкарессе знала, что Высочайший Академик Каулквейп Пентефраксис пришёл в Задумчивый Сад не из жажды мщения, его привели добрые и тёплые чувства к обвиняемому в тяжких грехах. Но в глубине души.

Хранительница бережно взяла академика за руки, и его мысли стали её собственными.

«Значит, ты считаешь его другом?» — спросила она.

Высочайший Академик светло улыбнулся, Канкарессе улыбнулась в ответ.

«Да, другом. Он часами слушал твои рассказы о Дремучих Лесах… Их тайнах и чудесах… Об удивительных приключениях капитана Прутика… Ксант обожал твои дивные истории!»

Вейф нахмурилась.

«Но что это за отвратительное место? Что за мрачные стены вас окружают?»

Она невольно поёжилась.

«Тюрьма! Ужасная темница в самых недрах Башни Ночи… Как ты страдал… Вся эта вонь, объедки, блохи, грязь… Столько лет без солнечного света… И вот в замке поворачивается ключ. Тяжёлая дверь распахивается. Входит твой тюремщик… Ксант Ксант Филатайн!»

Вейф отстранилась от учёного, и он снова погрузился в думы о Дремучих Лесах, землях, куда он сотни раз мысленно возвращался в годы своего заточения. На губах Каулквейпа заиграла мечтательная улыбка. Высочайший Академик был счастлив.

«Но что же делать с юношей?» — Канкарессе вздохнула.

Ксант Филатайн совершил множество недостойных поступков. Он был шпионом, предателем, мучителем и тюремщиком…

Он принёс в этот мир столько боли, столько гнева и горя. Эти мрачные мысли сейчас витали в Задумчивом Саду.

Хранительница огляделась по сторонам. Так и есть, юноша в белом кожаном плаще, которого она заметила раньше, всё ещё мерит шагами беседку.

«Ну кончено, отважный Дух Тайнограда, — прошептала Канкарессе. — Что же он мне поведает?»

Она медленно приблизилась к Феликсу Лодду и взяла его за руку. Юноша остановился и заглянул ей в глаза. Хранительница прочитала в его сердце справедливый гнев.

«Ксант — это гнусное чудовище, он предал твоего лучшего друга Плута… Страж Ночи — это призвание…»

В голове Феликса бушевал такой огонь, что Канкарессе почудилось, будто она держит руку над пламенем.

«Филатайн обманом заманил его в Краевые Пустоши и чуть не убил. А ещё он украл меч. Твой прощальный подарок! Чего ещё ждать от Стража Ночи тем более от Ксанта Филатайна!»

Канкарессе выпустила обжигающую руку Феликса и сокрушённо покачала головой. Похоже, Ксант Филатайн само воплощение зла. Все граждане Вольной Пустоши в этом сходились.

Жалкий изменник!

Сколько злобы в его глазах!

Вольной Пустоши ни к чему такое отродье!

Хранительница отогнала от себя эти мысли, как надоедливую мошкару, и двинулась к Водопадам Памяти. Почему-то ей на ум пришли мысли Твизла, с которым она накануне пила чай. Канкарессе взяла в привычку встречаться с пауком перед церемонией Расплаты, он всегда говорил ей нечто дельное.

— Я заглянул в сердце Ксанта, — сообщил старик. — Груз вины разросся там, как грибы после дождя, оттого что добро плодородно. Я уверен, у Ксанта Филатайна чистое сердце.

Радостный вопль вырвал Канкарессе из задумчивости, она оглянулась и увидела молодую сияющую крох-гоблиншу. Она вихрем пронеслась мимо Хранительницы и кинулась в объятия молодого Вольного Улана, одного из двух воинов, стоявших у водопадов.