— Лучше бы его расстрелять, — сказал врач полковнику. — Диабет слишком долгая болезнь — так мы никогда не избавимся от богачей.
— Вы и так делаете всё возможное вашими проклятыми уколами инсулина, — сказал дон Сабас и подпрыгнул на своих дряблых ягодицах. — Но я крепкий орешек, вам не по зубам. — И обратился к полковнику: — Проходите, кум. Утром я бросился было вас искать, но даже вашей шляпы не увидел.
— Я не ношу шляпы, чтобы ни перед кем её не снимать.
Дон Сабас начал одеваться. Врач положил в карман пиджака пробирку с кровью для анализа. Полковник подумал, что он собирается уходить.
— На вашем месте, доктор, я прислал бы куму счёт в сто тысяч песо. Тогда он не был бы так занят.
— Я ему уже предложил сделку на миллион, — сказал врач. — Лучшее лекарство от диабета — бедность.
— Спасибо за рецепт, — сказал дон Сабас, стараясь втиснуть свой тучный живот в брюки для верховой езды. — Но я не воспользуюсь им, чтобы избавить вас от несчастья быть богатым.
Врач полюбовался своими зубами, отразившимися в никелированной застежке чемодана. Без малейших признаков спешки посмотрел на часы. Дон Сабас, натягивавший в это время сапоги, неожиданно обратился к полковнику:
— Ну, кум, что там у вас с петухом?
Полковник заметил, что врач тоже ждёт его ответа. Стиснул зубы. Прошептал:
— Ничего, кум. Просто я пришёл продать его.
Дон Сабас кончил натягивать сапоги.
— Ну и отлично, кум, — сказал он безо всякого выражения. — Это самое лучшее, что вы могли придумать.
— Я слишком стар для таких дел, — оправдывался полковник, глядя в непроницаемое лицо врача. — Будь я на двадцать лет моложе, всё было бы по-другому.
— Вы всегда будете на двадцать лет моложе своего возраста, — откликнулся врач.
Полковник перевёл дыхание. Он ждал, что дон Сабас скажет что-нибудь, но тот молчал. Молча надел кожаную куртку с застежкой «молнией» и двинулся к двери.
— Если хотите, поговорим на следующей неделе, кум, — сказал полковник.
— Я это и сам собирался вам предложить, — ответил дон Сабас. — У меня есть клиент, который, может быть, даст за вашего петуха четыреста песо. Но придётся подождать до четверга.
— Сколько? — спросил врач.
— Четыреста песо.
— Я слышал, он стоит гораздо больше, — удивился врач.
— Вы мне говорили — девятьсот песо, — напомнил полковник, ободренный словами врача. — Это лучший петух во всём департаменте.
— В другое время за него могли бы дать и тысячу, — объяснил дон Сабас врачу. — Но сейчас никто не решится выпустить на арену хорошего петуха. Всегда есть риск получить пулю на гальере. — И повернулся к полковнику с подчеркнутым сожалением: — Именно это я и хотел вам сказать, кум.
Полковник кивнул.
— Понятно.
Он шёл за ними по коридору. Врача задержала в зале жена дона Сабаса. Она попросила лекарства «от этих недомоганий, которые появляются так внезапно, что застают тебя врасплох — не успеваешь даже понять, что с тобой происходит». Полковник ждал врача в конторе. Дон Сабас открыл сейф, рассовал деньги по карманам и протянул четыре бумажки полковнику.
— Вот вам шестьдесят песо, кум, — сказал он. — Рассчитаемся, когда продадите петуха.
Полковник шагал с врачом мимо портовых магазинов и лавок, которые начали оживать с приближением вечерней прохлады. Вниз по реке плыл баркас, нагруженный сахарным тростником. Полковник вдруг заметил, что врач сегодня как-то необычно молчалив.
— А как вы-то себя чувствуете, доктор?
Врач пожал плечами.
— Так себе, — ответил он. — Думаю, что и мне не мешало бы показаться врачу.
— Это всё зима, — сказал полковник. — Вот и у меня внутри что-то расклеилось.
Врач окинул его внимательным, совсем не профессиональным взглядом. Потом — одному за другим — стал кивать сирийцам, сидящим у дверей своих магазинов. Когда подошли к его кабинету, полковник снова заговорил о петухе.
— Я не мог поступить иначе, — объяснил он. — Это животное питается человеческим мясом.
— Единственное животное, которое питается человеческим мясом, — это дон Сабас, — сказал врач. — Уверен, что он перепродаст петуха за девятьсот песо.
— Вы думаете?
— Уверен, — повторил врач. — Это такое же выгодное дельце, как его знаменитое патриотическое соглашение с алькальдом.
Полковник не верил своим ушам.
— Кум пошёл на сделку, чтобы спасти свою шкуру,— сказал он. — Только поэтому он смог остаться в городе.
— И только поэтому он смог скупить за полцены имущество своих товарищей по партии, которых алькальд выслал из города, — возразил врач. Он не нашёл ключа в кармане, постучал в дверь и снова обратился к полковнику, который всё ещё не мог ему поверить: — Не будьте простаком. Деньги интересуют дона Сабаса гораздо больше, чем собственная шкура.
В этот вечер жена полковника вышла за покупками. Провожая её до магазинов сирийцев, полковник снова и снова вспоминал свой разговор с врачом.
— Разыщи сейчас же ребят из мастерской и скажи им, что петух продан, — сказала женщина. — Зачем им надеяться понапрасну?
— Петух не будет продан, пока не вернётся дон Сабас, — ответил полковник.
Он встретил Альваро в бильярдном салоне, где тот играл в рулетку. Был воскресный вечер, и заведение ходило ходуном. От радио, включенного на полную мощность, жара казалась ещё сильнее. Полковник разглядывал яркие цифры на чёрной клеёнке, обтягивающей длинный стол. Посреди стола, на ящике, горела керосиновая лампа. Альваро упорно ставил на двадцать три и всё время проигрывал. Следя через его плечо за игрой, полковник заметил, что чаще всего выигрывает одиннадцать.
— Ставь на одиннадцать, — прошептал он Альваро на ухо.
Альваро внимательно посмотрел на клеёнчатое поле. В следующую игру он ничего не поставил. Вместе с пачкой денег вынул из кармана лист бумаги и под столом передал его полковнику.
— Написано Агустином, — сказал он.
Полковник спрятал листовку в карман. На одиннадцать Альваро сделал сразу большую ставку.
— Начинай понемногу, — сказал полковник.
— У вас, должно быть, хорошее чутьё, — отозвался Альваро.
Когда закрутилось огромное разноцветное колесо, игроки, сидевшие по соседству, вдруг сняли свои ставки с других номеров и поставили на одиннадцать. У полковника упало сердце. Он впервые переживал сладость и горечь азарта.
Выпало пять.
— Так я и знал, — сказал полковник виновато, наблюдая, как деревянные грабельки сгребают деньги Альваро. — Нелёгкая меня дёрнула лезть не в своё дело.
Альваро, не глядя на него, улыбнулся.