Франгиз с трудом поднялась и села, опершись о стену. Голова болела. Во рту ощущался какой-то неизъяснимо гадкий привкус. Мутило, должно быть, от духоты. Сейчас она сообразила, отчего в том сне, который пришел к ней в беспамятстве, ей снилась душная степь.
Огонек лампы горел очень ровно.
«Значит, – подумала Франгиз с какой-то пугающей отстраненностью, – тока воздуха здесь нет».
Это открытие огорчило, но совсем не напугало ее. Возможно, дело было в обстановке. Она же была замурована в Скале Молчания, месте последнего успокоения своих предков. Можно сказать, в гостях у мертвых. Мертвые не испытывают ни страха, ни сожалений, ни напрасных надежд. Наверное, те, кто лежал здесь, в нишах, уходящих далеко в глубину скалы, подарили ей часть своего спокойствия, помогли коснуться вечности.
Франгиз не имела ни малейшего понятия, сколько времени она спала, или была без памяти, и который сейчас час на поверхности. Но стороны света могла определить точно: по традиции покойника укладывали головой на запад, лицом на восток. Франгиз тоже сидела лицом на восток. Правильно, стало быть, сидела. Осталось только подогнуть колени.
Она помолилась за упокой души отца.
Потом помолилась за мужа, чтобы Господь помог ему перенести все тяготы заточения и простил ему грех неверия.
Потом Франгиз попросила помощи и защиты себе.
Потому что умирать, запертой в чужой, пусть даже и почитаемой могиле, по прихоти мерзавки Монимы, она не собиралась ни в коем случае. И ведь не зря же приснился ей этот сон про давнюю неудачную охоту… в тот раз они провели в степи пять суток, прежде чем все же добыли волка. Наверное, душа ее отца все еще витала где-то рядом и коснулась ее снов, чтобы помочь не впасть в отчаяние. А она и не собиралась. Из-за младшей сестрицы? Много чести!
Франгиз, попросив прощения у предков, взяла из каменной ниши лампу и поднялась, чтобы осмотреть выход, заложенный камнями. Очень большими они не были. Самый тяжелый, как помнила Франгиз, поднимали двое мужчин. То есть женщина в безвыходном положении вполне могла бы с ними справиться. Франгиз налегла на выступающий камень, пытаясь его толкнуть. Он не пошевелился. Вообще.
С минуту она поразмышляла о том, не стоит ли погасить лампу, чтобы не делить с огнем такой ценный воздух. Но потом решительно водрузила ее на место. Их было двое, живых, в этом царстве смерти. Им обоим, как всем живым, нужно было дышать. Франгиз показалось, что, загасив огонь, она совершит что-то страшное.
Копье с древком, переломленным пополам, уже не годилось для битвы, но ей вполне могло послужить. Если бы только удалось найти хоть малейший зазор между плотно приваленными камнями. Франгиз попробовала сначала там, где было ловчее, потом там, где, казалось, должно было получиться. Потом во всех остальных местах, до которых могла дотянуться, не пропуская ни пяди. А когда ей наконец удалось затолкать в щель плоский железный наконечник и она, пыхтя, повисла на древке всей своей тяжестью, оно с хрустом переломилось у самого основания.
Камень даже не шелохнулся.
– Ничего, – тяжело дыша, пробормотала Франгиз, – этого добра здесь полно.
Второй наконечник вошел вслед за первым. Закусив губу и не замечая боли, Франгиз сосредоточенно колотила по нему большим и плоским обломком чего-то, возможно, жернова от ручной мельницы. Колотила, не останавливаясь ни на секунду, даже чтобы вытереть пот. И когда каменная глыба шевельнулась… Франгиз зажала неистово молотящее сердце и принялась стучать снова, еще быстрее, еще ожесточеннее. Камень и в самом деле шевельнулся, но наконечник копья, вбитый в щель едва не наполовину, выскочил, и глыба встала на место. Франгиз словно воочию увидела, как груда камней поменьше, наваленная снаружи, прилегла к выходу из пещеры еще плотнее.
Могила не отпускала.
Франгиз устала больше, чем галерный раб. Она даже не заметила, как удушливая жара сменилась прохладой. Но холод ей не грозил.
Пользуясь дружеским огоньком, которому она сохранила жизнь вопреки разуму и логике, женщина обыскала пещеру и притащила к выходу груду острых предметов.
Огромная каменная глыба лениво ворохалась в своем гнезде. Пожалуй, ей уже становилось ясно, что эта маленькая женщина с хрупкими руками и безжалостно прикушенной губой не отстанет. Она просто не умеет сдаваться, не знает, как это делается. Пожалуй, уступить придется камню. Тем более что ему, в отличие от Франгиз, было совершенно все равно, где лежать.
Прошло уже несколько часов, а Франгиз все стучала по наконечнику копья, пытаясь сдвинуть гору камней. Стучала упорно, не останавливаясь ни на миг и не снижая темпа. И потихоньку, по волоску, по капле, гора начинала поддаваться. Не силе, сил у женщины уже не было. Ее неистовому желанию жить. Мертвое уступало живому.
Ей так и не удалось выяснить, кто сильнее: она или гора.
Внезапно, дергая и раскачивая заколоченную в зазор железку, Франгиз, привалившаяся к скале, не услышала – почувствовала, как та содрогается.
Бросив работу, женщина прижалась к стене не только ухом, всем телом.
Она не ошиблась. Стена дрожала.
Там, в мире живых, что-то происходило. Кто-то пробивался к ней, отваливая камни один за другим.
Франгиз шумно дышала. Только сейчас она позволила себе заметить, как здесь душно.
Но кто решился осквернить свежую могилу уважаемого человека? Кто-то из родственников? Кого послала Монима? На всякий случай Франгиз зажала в руке железку, очень кстати оказавшуюся сломанным серпом. В другую руку она взяла плоский осколок жернова.
Глыба, с которой она сражалась не насмерть, а на жизнь, вдруг повалилась наружу, и в проеме показалась темная копна волос, перехваченных повязкой.
Без раздумий Франгиз приподнялась на носки и с размаху опустила камень на затылок нежданного спасителя. Тот кульком повалился на пол погребальной пещеры.
Снаружи тек воздух. Он был упоительно сладок. Франгиз жадно дышала. Она и не знала, что дышать можно вот так, как пить после изнурительной жажды. Силы оставили ее сразу. Она опустилась на каменный выступ, не ощущая его холода, и потянулась к кувшину с вином. И к лепешкам.
То ли со страху, то ли в запале, Франгиз так приложила неизвестного, что, похоже, успокоила его навеки. Прошла, казалось, целая вечность, а он не шевелился и даже не стонал. Женщина поднялась и присела на корточки рядом с темноволосым мужчиной. Попыталась нащупать на шее «родник жизни», но из-за того, что собственное сердце прыгало в горле, как взбесившийся заяц, она никак не могла понять, жив неизвестный или уже нет. Крови не было. От старой лекарки Франгиз слышала, что это может быть очень плохим признаком. Она попыталась перевернуть мужчину. Весил он едва ли не больше, чем каменная глыба. Или это она так устала?
Женщина потянулась к кувшину, смочила уголок шарфа и, приподняв голову незнакомца, обтерла его лицо, склонилась над ним, ощупывая голову. Внезапно он открыл глаза.