— Но ведь с тобой такого никогда не случалось? — уточнила Элизабет.
— Случалось, во время моего первого замужества, — тихо промолвила я. — Мне было известно, что мой муж никогда не будет иметь детей. И мне было тяжело признаться себе, что я-то совсем другая, не такая, как он, что я мечтаю о ребенке и страстно хочу быть любимой.
— И ты загадала желание? — предположила дочь. — Ты сотворила заклятие, чтобы заставить его перемениться?
— Нет, я не пыталась его менять, но была вынуждена испытать великую печаль и ощутить, чего не хватает мне в жизни. Мне пришлось проявить мужество и заставить себя признать: я совершила огромную ошибку, выйдя замуж за человека, который никогда не любил и не полюбит меня ради меня самой, который никогда не подарит мне ребенка. И когда я это поняла — поняла, что так и осталась нелюбимой девственницей, хоть и считалась женщиной замужней, — вот тогда я смогла наконец пожелать, чтобы меня кто-то любил.
— И ты пожелала, чтобы это был отец?
Я улыбнулась ей.
— Не только. Еще и ты.
Она вспыхнула от удовольствия.
— Так это магия?
— Отчасти. Магия — это действие, призванное к осуществлению мечты. Как и молитва. Как и заговор. Как и приготовление из трав любовного зелья. Как и навязывание всему миру своей воли. Так или иначе, это способ вызвать некое действие, заставить что-то случиться.
— А меня ты этому научишь? — спросила Элизабет.
Я оценивающе посмотрела на нее. Она была истинной дочерью нашего Дома и, возможно, самой красивой из его дочерей. Ей, безусловно, передался от нашей прародительницы Мелюзины дар предвидения. Ведь кто-то же из моих детей должен был впоследствии унаследовать карты и браслет с магическими амулетами, подаренные мне бабушкой, и, по-моему, я всегда догадывалась, что их унаследует Элизабет, моя старшая дочь, рожденная от страстной любви с помощью волшебных трав и моего горячего желания. И потом, моя бабушка Жеанна всегда говорила, что это должна быть старшая из девочек в семье.
— Да, научу, — пообещала я. — Хотя сейчас времена для этого совсем неподходящие. Ведь все это запретные умения, Элизабет. Но я научу тебя.
В течение ближайших недель я показала ей и браслет с амулетами, и карты, а также объяснила свойства кое-каких особых трав, которых она наверняка не найдет в кладовой у леди Элизабет Грей. А однажды морозным утром я взяла всех своих старших детей на прогулку и научила их искать воду в подземных источниках; продемонстрировала, как можно почувствовать, что родничок словно бьется у тебя в ладонях. Дети смеялись от восторга, когда нам действительно удалось найти крошечные роднички — один на заливном лугу, а один прямо у нас на конюшенном дворе в старой канаве.
Я поведала Элизабет, что, открыв любую страницу Библии и прочитав тот или иной отрывок, надо задуматься над этими словами и помолиться, связывая с ними свои мысли. Я также подарила ей речную жемчужину, подвешенную на тонкой нитке, и показала, как следить за ее колебаниями, чтобы ответить на тот или иной вопрос. Но, что важнее всего, я начала учить свою дочь тому, как очистить мысли с целью познать свои сокровенные желания, и как судить себя беспристрастно, отбросив всякую снисходительность.
— Алхимики моего первого мужа всегда повторяли, что нужно быть чистым, ведь ты сам и есть основа и главный ингредиент любого опыта, — наставляла я ее. — Ты должна быть чиста сердцем, Элизабет.
Когда моей дочери пришло время возвращаться в Гроуби-Холл, она призналась мне, что ей очень нравится Джон Грей, молодой человек, живущий в одном с нею доме. Он обладал прекрасными манерами и образованием и казался ей самым красивым и добрым на свете. И больше всего ей хотелось, чтобы он увидел в ней не просто одну из трех или четырех девиц, находящихся у его матери на воспитании, а заметил именно ее, Элизабет Вудвилл.
— Да он наверняка уже тебя заметил и давно понял, какая ты необыкновенная, — заверила я дочку. — Тебе просто нужно проявить терпение.
— Ой, мама, он так нравится мне! — вырвалось у нее, и она, потупившись, залилась румянцем. — Но стоит ему обратиться ко мне, как я начинаю нести какую-то чушь. Веду себя как последняя дура! Да он, наверное, и считает меня маленькой дурочкой.
— Не считает.
— Может, мне приготовить любовное зелье и дать ему? Можно?
— Погоди до весны, — посоветовала я. — А весной сорви несколько цветков с яблони в его саду. Выбери самое красивое дерево…
Дочь послушно кивала.
— С этого дерева сорви цветы и лепестки положи в карман. А потом, когда на дереве появятся плоды, возьми одно яблоко, разрежь пополам и одну половинку намажь медом и дай ему, пусть он съест. А вторую непременно сохрани.
— И что, от этого он полюбит меня?
Я улыбнулась.
— Он тебя и так полюбит. А лепестки и яблоко с медом позволят тебе чем-то заняться, пока ты этого ждешь.
Элизабет захихикала.
— Не такая уж ты умелая чаровница, матушка!
— Когда красивая молодая женщина хочет очаровать мужчину, ей никакая магия не нужна, — пояснила я дочери. — А такой девушке, как ты, и вовсе ничего не надо делать — стой под дубом да жди, когда твой возлюбленный поедет мимо на коне. Но ты помнишь, что самое главное для воплощения заветной мечты?
— Чистое сердце, — отозвалась она.
Мы вместе вышли на конюшенный двор. Охранники, которые должны были доставить Элизабет обратно в Гроуби, уже сидели в седлах, готовые к отъезду.
— И еще последнее, — проговорила я и взяла дочь за руку, прежде чем она взобралась на сажальный камень.
Она тут же повернулась ко мне — вся внимание.
— Никогда никого не проклинай, — напутствовала я. — И никогда никому не желай зла.
Элизабет покачала головой.
— Не буду. Даже Мэри Сиэрс зла не пожелаю, хотя она вечно ему улыбается и кокетливо накручивает локон на палец, а потом быстренько так садится с ним рядом и…
Я жестом остановила ее и продолжила:
— Желать кому-то зла — вот истинное проклятие как для женщины, которая это пожелание высказала, так и для того, на кого оно направлено. Выпустишь такие слова в мир, и они могут рикошетом ударить в тебя — точно стрела, отлетевшая от каменной стены. Так считала моя двоюродная бабушка Жеанна. А еще твое проклятие может и вовсе пролететь мимо цели и причинить вред кому-то невинному. Мудрая женщина никогда никого проклинать не станет. Даже ведьмы делают это крайне редко. И мне бы очень хотелось надеяться, что ты этого не сделаешь никогда. — И все же, произнося эту разумную тираду, я чувствовала, как над моей дочерью нависает тень ее неясного, великого будущего. — Я буду молить Бога, чтобы у тебя никогда не возникло причины проклинать кого бы то ни было!
Дочь опустилась передо мной на колени, а я, коснувшись ладонью ее хорошенького бархатного чепчика, ее теплых светлых волос, добавила: