И мне не важно, как тебя зовут. Я знаю только, что ты та женщина, которая сегодня пленила и очаровала меня, хотя прежде я уже был знаком с тобой, был знаком всю жизнь.
Ей не требовалось, чтобы он все это произносил, но он именно так и сделал. Она поцелуем заставила его замолчать, но продлить этот поцелуй ни у нее, ни у него не было сил. Она спрятала голову у него на плече, прижалась к его шее, запечатлела еще один жаркий поцелуй на его пылающей коже.
Его губы возвратили ей это наслаждение, потом он слегка прикусил ее губу.
— Тебе это нравится, да? — Он хрипло рассмеялся.
Она крепче сжала его в объятиях.
Габриэль откинул голову назад и застонал. Потом он поймал непослушные пряди ее волос, оттянул ее голову назад, чтобы видеть выражение ее глаз.
— Ты создана, чтобы принадлежать мне.
Алатея сжала губы. Должно быть, он был прав. Тряхнув головой, она высвободила свои волосы из его руки, и это внезапное движение будто изменило ее. Она наклонилась еще ближе к нему и еще сильнее сжала его.
Габриэль с трудом втянул воздух, потом его губы снова нашли ее, и этот поцелуй был требовательным и властным. Он потерял контроль над собой. Обоих снова захватил вихрь, объяло пламя. Страсть подняла их высоко на волне чистой радости и испепелила. Облегчение было таким сладостным, таким глубоким, что они даже не почувствовали, как оказались на полу. Единственной реальностью для них стало то, что они были вместе, что они слились в единое существо.
— Ты назвала меня Габриэлем.
Лежа у него на груди, все еще не вполне придя в себя, Алатея с трудом соображала.
— Я мысленно уже много недель называю тебя Габриэлем.
— Хорошо, я и есть Габриэль.
Теперь он распростерся на диване, лежа на спине, и поднял туда же ее.
— Я больше не товарищ твоих детских игр. Я твой любовник и стану твоим мужем. Я настаиваю на этом. — Его рука сжала ее затылок, потом разжалась и принялась нежно поглаживать волосы. — Впрочем, не важно, как ты меня называешь, как я называю тебя. Это ничего не меняет. Ты женщина, которую я желаю, а ты желаешь меня. Ты моя. Ты всегда была моей и всегда будешь моей.
Железная уверенность, прозвучавшая в его словах, потрясла Алатею. Она пошевелилась.
— Лежи спокойно. Тебе не холодно?
— Нет, конечно, нет!
Ее кожа все еще пылала. Тело, теперь находившееся под ней, источало жар.
Она вспомнила, как однажды ночью они лежали рядом, . глядя на звезды, не прикасаясь друг к другу, но между ними возникло напряжение, и оно было настолько сильным, что, казалось, вот-вот от них полетят во все стороны искры. Теперь это напряжение совершенно исчезло — их окружало спокойствие, глубокое и прочное. Удовлетворение и насыщение, о существовании которого она даже и не подозревала, окутывало их, и Габриэль охотно разделял с ней этот безмерный покой. Она могла слышать биение его сердца под своим ухом — оно билось медленно и ровно.
— Почему ты здесь?
Он задал этот вопрос ровным голосом, и, заинтригованная, она ответила:
— Ты привел меня сюда.
— И ты пришла, а теперь лежишь в моих объятиях, совершенно нагая, — ты приняла меня с охотой, добровольно отдалась мне только потому, что я желал тебя.
Его рука потянулась к ее волосам и нежно их погладила.
— Ты чувственная женщина, королева в постели, и мне не важно, сколько тебе лет. Ты неопытна, но так восприимчива, что у меня голова кругом идет от тебя.
Она закрыла глаза:
— Не надо.
— Что не надо? Не надо говорить правду? Но почему? Тебе нравится отдавать, и единственный мужчина, которому ты будешь отдаваться, — это я.
Алатея не могла ничего отрицать, и это предоставляло ему преимущество, власть над ней.
Она сделала над собой усилие и попыталась сесть.
— Нам пора.
— Нет еще.
Он нежно прижал ее к себе и поцеловал в мочку уха. Потом его губы проделали путешествие по ее коже.
— Еще только раз… Еще… Еще…
На следующее утро Алатея сидела в беседке в дальней части сада и смотрела, как к ней приближается Габриэль. Яркий солнечный свет играл на его волосах, время от времени высекая из них искры золота, а она вспоминала, какими мягкими они были под ее пальцами.
Прищурив глаза, она наблюдала, как он здоровается с ее сестрами. На этот раз Алатея отказалась участвовать в прополке под предлогом плохого самочувствия; на самом же деле причиной было то, что она почти не спала ночью.
Если бы ей потребовалось неопровержимое доказательство того, что Габриэль правильно оценивал ее чувства, то вторая половина вечера в доме леди Ричмонд вполне подходила для этого.
Алатея не была лицемеркой и признавала, что наслаждение, которое получала, отдаваясь ему, было самой глубокой и светлой радостью, которую она познала. Удовлетворяя его желания, она и сама испытывала счастье, ее охватывало ощущение выполненного предназначения. Габриэль сказал, что по своей природе она склонна отдавать, и она согласилась с этим; но она была готова и брать. Однако в этом отношении существовал определенный предел.
Да, он был очарован, опьянен ею, этого нельзя отрицать.
Но что бы Габриэль ни говорил, ее возраст имел значение и был препятствием. Она была старше и отважнее многих женщин, она чувствовала себя увереннее по причине своего зрелого возраста и лучше могла оценить его таланты любовника. Но их обоюдное увлечение вовсе не означало, что они должны пожениться.
Когда Габриэль, поговорив с девушками, направился к ней, Алатея собрала все свои силы, стараясь держаться со спокойной уверенностью. Она слишком много думала о нем, слишком дорожила им, чтобы безвольно отдать себя на милость победителя, на его милость.
Габриэль подошел к беседке непринужденным шагом и поднялся по ступенькам.
Его объяла тишина.
— В чем дело?
Алатея сделала ему знак сесть рядом на короткую и узкую плетеную скамейку.
Скамейка не была рассчитана на двоих, и они оказались совсем близко друг к другу.
Она глубоко вздохнула и решительно бросилась в бой.
— Я не вижу никаких причин для нашего брака. Молчи! — Она отмела его попытку возразить: — Сначала выслушай меня.
Черты его лица стали жёстче, но он не произнес ни слова.
Алатея огляделась: неподалеку от них весело щебетали ее братья и сестры.
— О графине, как и том, в каких отношениях мы состоим, знаем только ты и я. Мне двадцать девять лет, и я пытаюсь внушить всем, что не помышляю о браке. Я отказалась от этой мысли одиннадцать лет назад. Для всех я старая дева. Твое внезапно проявившееся внимание ко мне не означает, что все ждут нашего брака. Мы достаточно умны и осторожны и понимаем, как нежелательны были бы любые сплетни о нашей близости хотя бы из-за наших семей и близких. Вот почему нам не стоит вступать в брак.