— Вот и отлично. Каждый день мы будем ездить верхом, как когда-то. Ты ведь всегда любила верховую езду.
Поколебавшись, она призналась:
— Я давным-давно продала лошадей.
Габриэль кивнул:
— Значит, мы снова их купим. Ты будешь помогать мне со счетами по имению, и у нас освободится время для верховой езды. Кстати, сейчас в моих руках все состояние Кинстеров. Тебе хорошо удалось вести финансовые дела Морвелланов, но я свои дела веду более напористо и с большим успехом.
— По части напористости я не обладаю особыми талантами.
— Зато у тебя есть талант к обороне, и вместе мы способны на многое. Разве это тебя не вдохновляет? — Он сделал широкий жест рукой.
Алатея выждала с минуту, потом тихо сказала:
— Ты прекрасно понимаешь, что я другое имела в виду. Я хотела знать, как ты представляешь наши личные отношения.
— Как только ты выйдешь замуж за меня, все, о чем я говорил, осуществится, и ты это отлично знаешь.
— Ничего я не знаю. Почему это ты вообразил, что я соглашусь на твой диктат?
— Согласишься обязательно, потому что любишь меня.
В ее глазах загорелся гнев.
— Предоставь мне самой судить об этом.
— Ты хочешь убедить меня в обратном?
В его тоне она почувствовала угрозу.
— Я хочу сказать, что и сама еще не знаю.
— Зато я знаю. Я знаю это еще и по тому, какой ты была в моих объятиях. Можешь ты себе представить, чтобы это оказался не я, а кто-то другой?
Алатея смотрела на него не отрываясь. Сама мысль об этом казалась ей чудовищной и настолько нелепой, что она потеряла нить, забыла, о чем хотела сказать.
— Я — да… нет…
Ей с трудом удалось собраться с мыслями. Он увел ее от главного и привел к заключению, что уж если она его любит, то он женится на ней независимо ни от чего. Осознание этого вызвало в ней взрыв эмоций, в котором в равной степени были перемешаны надежда и разочарование — ведь так и не удалось пробить броню и заставить его сказать то, чего она так жаждала.
Алатея невольно сжала руки в кулаки.
Ей хотелось потребовать от него прямого ответа, откровенного признания. Посмотрев ему в глаза, она отчеканила:
— Я не выйду за тебя замуж, пока ты не скажешь мне причины, по которой хочешь жениться на мне.
Те, кто знал Габриэля как воплощение цивилизованного и хорошо воспитанного джентльмена, не поверили бы своим глазам, если бы увидели его сейчас. Перед ней был грубый и примитивный воин. К счастью, она его встречала достаточно часто и видела в разных настроениях.
— Почему ты так упряма? — Казалось, воздух задрожал от этого сгустка чувств, подавленных страстей, гнева, разочарования…
Алатея и глазом не моргнула.
— Потому что мне надо знать.
Он бесконечно долго выдерживал ее взгляд, и у нее закружилась голова. Потом Габриэль отвернулся и порывисто поднялся. Теперь он смотрел на лужайку. Его лицо стало непроницаемым. Щелкнув пальцами, он бросил веточку жасмина ей на колени.
— Тебе не кажется, что мы слишком много лет растратили впустую?
Его взгляд охватил ее всю, потом он повернулся и пошел вниз по ступенькам.
Оставшись в беседке, Алатея мысленно возвратилась к их разговору, гадая, в чем она ошиблась, что сказала не так, как следовало. Вероятно, она должна была повести разговор как-то иначе?
По истечении некоторого времени она подняла брошенную им веточку жасмина, поднесла к лицу и вдохнула сладкий аромат, потом с еле заметной улыбкой заткнула ее за вырез платья.
«На счастье», — подумалось ей.
Она бросила вызов судьбе и выиграла — добилась счастья для своих сестер, но о собственном счастье, о своем будущем пока не узнала ничего. Наверное, для этого у нее не хватило напористости? Что ж, она и так рискнула всем. И при первой же возможности повторит это.
Придя к такому заключению, Алатея со вздохом поднялась и направилась к дому.
Войдя в дом в воскресенье вечером, Габриэль сразу же наткнулся на Чанса, вышедшего на шум из глубины холла, и без лишних слов вручил ему свою шляпу и трость.
— Есть в гостиной бренди?
— Есть, милорд, как не быть…
Габриэль махнул рукой.
— Сегодня вечером мне ничего больше не понадобится. Хотя… — Он остановился, держась за дверную ручку. — Фолуэлл принес свой отчет?
— Да, милорд. Он на каминной полке.
— Отлично.
Войдя в гостиную, Габриэль закрыл за собой дверь и направился прямо к буфету. Он налил себе бренди и со стаканом в руке принялся изучать послание Фолуэлла, взяв его с каминной полки и усевшись в свое любимое кресло.
Он отхлебнул изрядный глоток, скользя взглядом по еще не развернутой бумаге, потом, поставив стакан и положив послание на низенький столик, прижал руки к глазам.
Боже, как он устал! За последнюю неделю, не считая времени, проведенного в обществе Алатеи, и нескольких часов беспокойного сна, каждую минуту своего бодрствования он посвятил тому, чтобы раздобыть официальные заключения, имеющие юридическую силу, от по крайней мере двух дюжин государственных служащих, не считая дипломатов, послов и их помощников. И все же… Нельзя было сказать, что все эти джентльмены не хотели ему помочь, — просто государственная машина работала очень медленно. Все проверялось и перепроверялось по нескольку раз, а потом сведения передавались на отзыв в более влиятельные властные структуры. Казалось, что в Уайтхолле и в дипломатических кругах время измерялось по иной шкале, чем в обычном мире.
Глубоко вздохнув, Габриэль вытянул ноги и откинул назад голову. Больше всего его беспокоило вовсе не фиаско на дипломатическом фронте. Днем он нанес визит Алоизиусу Стратерсу. Короткий разговор с капитаном убедил его в том, что тот может стать их спасителем, и именно таким, каким его представляла Алатея. Его свидетельские показания даже при отсутствии каких-либо других фактов вкупе с теми, что им по крупицам удалось собрать самим, могли бы подвигнуть самого нерешительного судью на принятие благоприятного для них решения. Проблема заключалась в том, что бойкий капитан уже ринулся в бой с поднятым забралом.
Он сразу связался со своими знакомыми, надеясь найти точные и достоверные карты и документы, подтверждающие аренду земель и копей.
Однако Габриэль вовсе не был уверен в том, что это поможет им затянуть петлю на шее Кроули, — осторожные действия могли бы оказаться куда более плодотворными.
Он потерял полчаса, убеждая Стратерса проявлять осторожность, но упрямец не желал ничего слушать. Этот человек был просто одержим идеей низвергнуть Кроули в бездну. В конце концов Габриэль смирился и покинул старика, стараясь отогнать тяжкое предчувствие, предощущение опасности, не покидавшее его ни на минуту. Все же ему хотелось верить, что, как только Стратерс появится в Чансери-Корт во вторник утром, все пойдет на лад. Однако до этой минуты само расследование и его нервы будут балансировать на грани срыва, на острие ножа. Один неверный шаг…