Пейшенс закрыла глаза. Его пальцы, прохладные, влажные, пробуждали в ней восхитительные ощущения. Чтобы не закричать, она прикусила губу и стиснула руками его бедра.
— Это… — выдохнула она.
— Так и должно быть.
Она облизнула приоткрытые губы.
— Как? — спросила тихо.
Пейшенс сразу ощутила перемену в нем. Он будто обуздал свою страсть. Ее охватила непреодолимая потребность полностью принадлежать ему, отдаться ему без остатка. Это желание было настолько сильным, что у нее перехватило дыхание.
— Доверься мне. — Его руки легли на ее грудь, но их прикосновение утратило нежность и стало жадным. — Просто делай, что я скажу. И не думай.
Пейшенс тихо застонала. Как? Что?..
— Помни о моем платье.
— Я же эксперт, ты забыла? Обопрись на край фонтана обеими руками.
Озадаченная Пейшенс выполнила его просьбу. Вейн завозился позади нее, и вдруг ее юбки оказались у нее на талии. Обнаженные бедра тут же обдало холодом. Она густо покраснела и хотела уже протестовать. Однако в следующее мгновение Вейн сунул руку ей между бедер, и она забыла о протесте, забыла обо всем на свете.
Он безошибочно нашел заветный бугорок, твердый и влажный, и принялся дразнить ее, искушать, ласкать.
Пейшенс изо всех сил старалась не кричать. Она лишь тихо застонала, когда его пальцы проникли глубже, и крепче вцепилась в край фонтана.
Вейн прекратил эту сладостную пытку, его широкая ладонь легла ей на живот, и сквозь курчавые волоски устремилась туда, где было средоточие ее страсти. Неожиданно Пейшенс ощутила у себя между ног его твердую плоть, горячую и пульсирующую, ощутила, как он вошел в ее влажное лоно.
И медленно задвигался. Другой рукой он держал Пейшенс за бедра и направлял ее, то подталкивая вперед, то притягивая к себе. Он снова и снова сильными рывками входил в нее, заполняя ее собой, заставляя почувствовать его власть над ней, раствориться и душой, и телом в этом ритмичном движении.
Пейшенс отдавала себя ему с радостью и с такой же радостью впускала его в себя, послушно сдерживая рвущиеся наружу стоны.
Вейн ускорил темп, и напряжение, владевшее обоими, стало нарастать с бешеной силой. Пейшенс силилась сохранить остатки благоразумия и хотела освобождения, боясь, что потеряет рассудок от наслаждения.
Ей захотелось приблизить это освобождение, и она инстинктивно попыталась сжать мышцами своего лона плоть Вейна.
И поняла, что в этой позе ее возможности ограниченны.
Она полностью находилась в его власти и ничего не могла изменить.
При каждом толчке Вейна на нее волнами накатывало наслаждение, безжалостное, страстное. Он стремительно врывался в нее и заполнял собой.
Пейшенс ощутила, как в ее горле нарастает крик, и до боли прикусила губу.
Вейн вошел в нее и почувствовал, как она затрепетала. Он задержался в ней чуть дольше, потом плавно вышел. И снова вошел.
Он не спешил. Он наслаждался мягкостью и жаром ее лона. Ему доставляло удовольствие ощущать ее податливость, безудержность, раскованность, полноту ее отдачи. Ему нравилось смотреть, как их тела ритмично бьются друг о друга, как блестит его влажная плоть, когда он выходит из нее, как в лунном свете отливает белизной ее кожа. Он тянул время, чтобы насытиться всем этим.
Внезапно она сжалась, напряглась и беспомощно задрожала. Вейн прижал ее к себе так, что она не могла шевельнуться, и вошел в нее. Она была на грани неистовства. Он вышел из нее, раздвинул ей ноги и опять глубоко вошел.
Она сдавленно вскрикнула.
Он почувствовал, что ему надо отвлечься.
— Зачем ты пришла сюда? В зимний сад? — спросил он.
Пейшенс ответила не сразу.
— Я же сказала: чтобы посмотреть, — проговорила она.
— Не потому, что увидела, как я вхожу сюда с очаровательной женщиной?
— Нет! — мгновенно ответила Пейшенс. — Это ведь, — помедлив, добавила она, — твоя кузина.
Вейн убрал руку с ее живота и, нащупав набухший сосок, сильно сжал его пальцами.
— Ты не знала этого, пока я не представил вас.
Пейшенс с трудом подавила крик.
— Музыка стихла — они, наверное, ужинают. — Она едва могла говорить. — Мы все пропустим, если ты не поторопишься.
Вейн прижался губами к ее затылку.
— Лангуст в тесте может и подождать. Ты для меня вкуснее.
Взяв ее обеими руками за бедра, он энергично задвигался. Пламя внутри ее разгорелось с новой силой, яркий свет освобождения уверенно приближался. И становился ярче. Неожиданно Вейн замер.
— Кажется, ты кое-что упускаешь.
Пейшенс знала, что она упускает. Яркий свет тоже замер — а ведь был так близко. Она гневно стиснула зубы, к горлу поднялся крик…
— Я же сказал тебе: ты моя. Я хочу тебя, только тебя!
Эти слова затмили все остальные мысли, крутившиеся в голове Пейшенс. Она открыла глаза и устремила невидящий взор на мраморную девушку, поблескивавшую в лунном свете.
— Я не хочу владеть другой женщиной, мне больше никто не нужен. — Она почувствовала, как он напрягся, подобрался — и рванулся вперед. — Только ты!
На Пейшенс обрушился поток яркого света.
Наслаждение мощной волной прокатилось по ее телу, сметая все на своем пути. Ее взгляд затуманился. Она даже не подозревала о том, что кричит.
Вейн поспешно зажал рукой ей рот, но ее восторженный крик все же успел лишить его самообладания. Он с трудом сдерживал свою страсть, чувства, обуздывал пламя, полыхавшее в его чреслах.
И все это ему удалось, но ненадолго. Ее спазмы разрушили все барьеры, и он ощутил, как в нем неумолимо поднимается страшная сила. В следующее мгновение мир для него раскололся, и он сдался. И сделал то, о чем она однажды просила, — излил в нее свое семя.
Едва за Пейшенс закрылась дверца кареты, она в изнеможении откинулась на спинку сиденья. И взмолилась о том, чтобы у нее хватило сил выбраться из кареты и дойти до кровати,
Тело казалось ей чужим. Она чувствовала себя выжатой. Полчаса между их возвращением в бальный зал и отъездом Минни превратились для нее в пытку. Только надежная поддержка Вейна, его осторожность и ловкость помогли ей скрыть свое состояние. Состояние безграничного удовлетворения.
Хорошо, что она могла хотя бы разговаривать. Разумно и связно. И думать. Что только ухудшало ситуацию. Так как она могла думать только о том, что он шептал ей в висок, когда она билась в его руках.
« — Ты передумала?
— Нет. — Этот ответ дался ей нелегко.
— Упрямица, — ворчливо буркнул он.
Он не настаивал, но и не сдавался».