— Хм, — усомнилась Онория.
— В Кембридж я пошлю Мелтона.
— Вашего главного конюха?
— Можно и так его назвать.
Онория до сих пор не видела эту мифическую личность.
— Кажется, он не часто появляется в конюшнях.
— Когда он мне нужен, его всякий раз нет на месте. Такая уж у Мелтона почетная привилегия.
— Зачем же вы его держите? — удивилась Онория.
— Мелтон уже старик, — ответил Девил, пожав плечами.
— Только поэтому?
— Нет.
Онория была заинтересована. Суровое лицо Девила смягчилось — не сильно, но все-таки заметно для постороннего глаза.
— Мелтон первый раз посадил меня на пони, обучал верховой езде. Он всю жизнь прожил в Сомершем-Плейс и знает о лошадях даже больше, чем Демон. Не могу я оставить его без работы. Мелтон столько лет занимал эту должность! К счастью, Херси, его зять, — весьма смышленый парень, он и заправляет всеми делами. Мелтон занимается Сулейманом, или его вызывают в исключительных случаях. Старший конюх — это лишь почетное звание.
— Но когда Сулеймана надо расседлывать, Мелтона невозможно найти.
— Верно. Для него это вопрос чести, я уже говорил. — На губах Девила появилась колючая усмешка. — Мелтон проверяет, не забыл ли я то, чему он меня учил. С его точки зрения, хоть я и герцог, но обязан сам ухаживать за лошадью.
Онория закашлялась, а потом, не сдержавшись, расхохоталась. Девил бросил на нее испепеляющий взгляд и снова подстегнул лошадей. До Сомершема оставалось около мили. Онория утирала слезы, время от времени сотрясаясь от неожиданных приступов смеха.
Когда экипаж свернул с дороги на узкую тропку, а потом остановился на широкой поляне, заросшей травой, ее веселость поубавилась.
— Смотрите, это север графства Кембриджшир.
Да, такое зрелище невозможно было пропустить. Перед глазами Онории ковром раскинулись золотистые и зеленые поля, окаймленные лесами и живыми изгородями.
— Отсюда открывается прекрасный вид. Онория наслаждалась пейзажем, но ее тревога стремительно нарастала. Поляна была окружена деревьями. Слишком уж здесь уединенно.
— Там, — Девил указал направо, — виднеются крыши Чаттери. — Он опустил поводья. — А теперь пора пообедать.
— Пообедать? — Онория резко обернулась, но Девил уже спрыгнул на землю.
Через секунду она услышала, как он роется в багажном ящике. Наконец Девил вернулся — с ковриком в одной руке и корзиной в другой.
— Вот. — Он бросил ей коврик. Онория машинально поймала его. Свободной рукой Девил обнял ее за талию и опустил на землю. У Онории перехватило дыхание, а он улыбнулся с хищным блеском в глазах. — Выбирайте местечко поудобнее, чтобы расстелить ковер.
Онория ответила ему злобным взглядом: говорить она не могла. Ее сердце выпрыгивало из груди, а сил едва хватило на то, чтобы вырваться из его объятий. Она решительно — насколько позволяли вдруг ослабевшие ноги — прошла по траве, сознавая, что Девил следует за ней по пятам, расстелила коврик в первом же приглянувшемся месте, потом вспомнила о своем зонтике и с радостью вернулась к экипажу. Здесь все-таки спокойнее.
Благодаря своему маневру Онория выгадала время, чтобы успокоиться и привести в порядок мысли. Она сказала себе, что находится в полной безопасности. Главное — не позволять Девилу целоваться.
В предыдущих случаях она не виновата. Девил выкрал эти поцелуи. Он вел себя как пират: поразил ее, пленил и взял то, что хотел. На этот раз она попала в искусно расставленную ловушку, но исключительно по недомыслию. Пока Девил не делает попыток осуществить свои коварные замыслы, и ее долг, долг добродетельной леди, — не дать ему такой возможности. Его сладострастные поцелуи отнюдь не невинны. И ей не стоит поддаваться заигрываниям, дабы не оказаться потом в ложной ситуации.
Онория четко определила линию своего поведения: надо быть осмотрительной, осторожной и целомудренной. Она вернулась к Девилу, повторяя эти слова, как молитву. Содержимое корзины ясно доказывало его намерения: два бокала, холодное шампанское, завернутое в белую скатерть, деликатесы — словом, все для того, чтобы пробудить вкус к земным утехам.
— Вы все это спланировали заранее, — сказала Онория и, прищурившись, посмотрела на Девила, с комфортом растянувшегося на коврике.
— Конечно. А как же иначе?
Он нежно потянул ее за руку. Онории пришлось грациозно присесть на коврик — подальше от искусителя. К тому же их разделяла корзина.
— Но вы же не знали, что мне захочется к вам присоединиться.
В ответ он приподнял брови и напустил на себе такой покровительственный вид, что от возмущения Онория потеряла дар речи. А Девил ухмыльнулся и полез в корзину.
— Вот, возьмите куриную ножку.
Онория глубоко вздохнула, посмотрела на угощение, аккуратно завернутое в салфетку, и, взяв его, вонзила зубы в мягкое куриное мясо.
Девил, к счастью, не спешил завязать разговор. Он растянулся на коврике, опершись на локоть, и весьма активно уничтожал припасы. Отпив шампанского, Онория решила вернуться к интересующей их обоих теме:
— Почему Толли ехал именно этой дорогой? Он мог выбрать более короткий путь, если уж так хотел видеть вас,
— Мы всегда ездим через Сент-Ивз, — ответил Девил, пожав плечами.
— На то есть причины? Он усмехнулся.
— Конечно. С этим городком нас многое связывает. Один из моих предков, к примеру, построил на мосту церковь. Онория уже забыла об этом произведении архитектуры.
— В знак покаяния, наверное, — сказала она, издевательски хмыкнув.
— Возможно. — Девил пригубил шампанское.
— Когда Чарльз приехал в Сомершем-Плейс? — продолжала она свой допрос.
— Не знаю. Уэйн говорит, что, когда он вернулся домой тем вечером, Чарльз уже был там. Онория нахмурилась.
— Если Чарльз ехал за Толли по пятам, почему же мы с ним не столкнулись?
— Он выбрал другую дорогу.
— Вы же говорили, что все Кинстеры ездят через Сент-Ивз.
— Все, кроме Чарльза. — Девил привстал и начал складывать остатки их обеда в корзину, мимоходом осушив до дна бокал с шампанским, которое Онория не успела допить. — Не знаю, заметили вы или нет, но Чарльз не из нашей стаи.
Стая. Отличное слово. Кинстеры и впрямь похожи на стаю волков.
— Да… он из другой породы. — Онория неопределенно взмахнула рукой.
— Внешность и характер Чарльз унаследовал от матери. Наших фамильных черт у него немного.
— Хм. — Онория уселась поудобнее, чувствуя, как от шампанского и еды по телу разливается приятное тепло. — Когда умерла его мать?
— Лет двадцать назад.