— По-моему, нет. — Эмми выпрямилась. — Если вы пожелаете, я узнаю у Уэбстера.
— Нет, Эмми, не надо. — Онория вымученно улыбнулась. — Я просто так спросила.
Просто так. Онория повернулась к окну. Сколько еще ей придется страдать? С Беркли-сквер они вернулись в три часа утра. Она тут же погрузилась в глубокий сон без сновидений. Наслаждение, о котором говорил Девил, пришлось ей по душе. Проснувшись, Онория решила не терять времени даром и потребовать продолжения. Облачившись в один из самых сногсшибательных нарядов Селестины, она спустилась вниз.
Но в столовой, где они обычно завтракали, не было ни души. Волк сбежал. Уэбстер объяснил, что его светлость встал рано и отправился в какую-то дальнюю поездку. Позавтракав в печальном одиночестве (герцогиня еще ночью заявила, что не намерена вставать до полудня), Онория удалилась в гостиную. Она ждала, одолеваемая нетерпением.
Как он посмел потребовать от нее официального согласия, а потом уехать? Она стиснула зубы.
Парадная дверь хлопнула. Раздались возбужденные голоса. Нахмурившись, Онория вышла из гостиной. Кричал Уэбстер.
Что могло нарушить его обычную невозмутимость? Онория направилась к лестнице. Наверное, ерунда какая-то…
И вдруг у нее пресеклось дыхание. Широко раскрыв глаза, Онория подобрала юбки, выбежала на галерею и перегнулась через перила.
Зрелище, представшее ее глазам, было отнюдь не утешительным. Внизу, в холле, взволнованные лакеи суетились вокруг мужчины в изодранной одежде. Это был Слиго — бледный и трясущийся, с перевязанной рукой. Его лицо покрывали ссадины и царапины.
У Онории сердце чуть не выскочило из груди. Спускаясь по лестнице, она услышала знакомый глухой раскатистый голос и испытала такое облегчение, что пришлось прислониться к перилам и подождать, пока пройдет головокружение. Когда дыхание выровнялось, она направилась вниз.
Девил вышел из библиотеки. Увидев его, Онория снова ухватилась за перила. Его сюртук был весь изодран, сапоги и бриджи из лосиной кожи — всегда безупречно чистые — покрыты грязью и исцарапаны. На щеке красовался длинный порез. Черные волосы спутанными прядями свисали на хмурое лицо.
— Вызови костоправа для Слиго: ему надо вправить плечо.
— А как же вы, милорд? — спросил Уэбстер, следовавший за ним по пятам, и протянул руки, словно хотел обнять своего хозяина.
Девил повернулся к нему и заметил Онорию.
— Со мной все в порядке. Я отделался несколькими царапинами. — И снова обратился к Уэбстеру. — Не поднимай шум. Кинстеры неуязвимы, помнишь? — И он поставил ногу на ступеньку. — Принеси горячей воды, больше мне ничего не нужно.
— Сию минуту, ваша светлость, — сказал Уэбстер и удалился на кухню с видом оскорбленного достоинства.
Онория ждала, пока Девил поднимется по лестнице. Из дырок его сюртука торчали острые щепки. Ей до боли стиснуло грудь.
— Что случилось?
Поравнявшись с Онорией, Девил поднял глаза. — Ось сломалась.
На рубашке виднелись пятна крови. Девил шел быстро, но без обычной для него грации. Онория пошла вслед за ним.
— Где это произошло?
— В Хэмпстед-Хет. — Не дожидаясь следующего вопроса, он добавил: — Мне захотелось глотнуть свежего воздуха. Я пустил лошадей вскачь, они летели как ветер. И тут ось вышла из строя.
Онория побелела.
— Вышла из строя?
— Да. Сломалась. Раздался страшный треск. Может, фаэтон наткнулся на что-то, хотя, по правде сказать, я так не думаю.
Одолев последнюю ступеньку, Девил зашагал по коридору. Онория представила себе сцену аварии, и она ей совсем не понравилась.
— А что это были за лошади — гнедые? — спросила Онория, стараясь не отставать от Девила.
— Нет, — бросил он, искоса взглянув на нее. — У меня есть пара молодых жеребцов… я собирался опробовать их. — Черты его лица исказились. — Одного я пристрелил сразу же. У меня был с собой только один пистолет. К счастью, тут подоспел Шеррингхэм… пришлось позаимствовать пистолет у него. Потом он отвез нас домой.
— Но, — Онория нахмурилась, — что же случилось на самом деле?
Девил раздраженно посмотрел на нее.
— Ось сломалась как раз под козлами. Естественно, фаэтон развалился на части. По счастливому стечению обстоятельств мы со Слиго выпали из него, только я приземлился удачнее.
— А экипаж?
— От него ничего не осталось.
Девил открыл тяжелую дубовую дверь, находившуюся в конце коридора, и вошел в свою комнату. Он остановился посередине, в самом центре красивого пестрого ковра, и, приподняв плечо, начал стягивать сюртук. Но тут же замер и со свистом втянул в себя воздух.
— Давай-ка. — Встав сзади, Онория осторожно стянула с его плеч сюртук, а потом высвободила и руки. — Пресвятые небеса! — Уронив сюртук на пол, она с ужасом посмотрела на спину Девила.
Рубашка его была изодрана в клочья, особенно с одного бока. Очевидно, он упал на это место. Из бесчисленных царапин и ссадин сочилась кровь. Ниже пояса кожа осталась неповрежденной: бриджи и сапоги — защита получше, чем тонкая льняная ткань.
Девил резко обернулся.
— Какого черта… что ты здесь делаешь?
Онории потребовалось сделать некоторое усилие, чтобы перевести взгляд с кровоточащей спины на его лицо. Выражение глаз Девила не обещало ничего хорошего, и она стала смотреть на массивную кровать с балдахином. Она обратила внимание на роскошную ткань зеленоватого оттенка, резное изголовье, шелковые простыни, на горку мягких подушек и пышную перину. И снова посмотрела на Девила, стараясь казаться совершенно спокойной.
— У тебя вся спина в крови — царапины нужно обработать мазью.
Девил тихонько выругался.
— Тебе не следует быть здесь. — Он начал стягивать с себя рубашку, но запутался в рукавах.
— Не будь смешным. — Онория схватила его за руки, а потом проворно расстегнула манжеты. — Конечно, это не совсем прилично, но при таких обстоятельствах…
Девил сорвал рубашку и отшвырнул ее в сторону.
— Я пока еще не на смертном одре.
Онория невозмутимо встретила его раздраженный взгляд.
— Тем не менее, спина у тебя сильно исцарапана. Ты просто не видишь.
Девил прищурился и выгнул голову, стараясь заглянуть через плечо.
— Ничего страшного, я сам могу о себе позаботиться.
— Господи помилуй! — Онория сердито подбоченилась. — Перестань вести себя как шестилетний ребенок. Я только хочу промыть твои раны и наложить мазь.
Девил покорно кивнул.
— В том-то и дело, что я не шестилетний ребенок и пока еще не при смерти.
— Естественно. Ты же Кинстер, а Кинстеры неуязвимы, помнишь?