– Мисс Трегоннинг, вы имеете хотя бы слабое представление о том, сколько просьб, какие бесчисленные мольбы писать портреты молодых дам из общества мне пришлось отклонить!
– Нет, разумеется, нет, но ко мне это не относится. Это мой портрет. Не их. И меня не интересует мнение восторженной толпы, – заявила она и с легким интересом добавила: – Кстати, почему вы им отказали? Полагаю, вы именно так и сделали?
– Совершенно верно, – сухо подтвердил он. Но ее это ничуть не взволновало. Она продолжала смотреть на него, словно ждала чего-то. – Мне неинтересно писать дам из общества. А теперь, прежде чем мы пойдем дальше, – объявил он, предвосхитив ее следующий вопрос, – похоже, я должен объяснить вам те детали, которые до этого изложил вашему отцу. Я рисую не только лицо, но и то, что за ним скрыто. Не изменяю, не преувеличиваю и не преуменьшаю то, что вижу. Мои портреты – истинное отражение человека, а не того, чем он кажется.
Столь горячая речь вызвала у нее некоторое удивление, но она лишь обронила:
– То есть прежде вам необходимо знать, что собой представляет человек?
– Совершенно верно. В законченных портретах проявляется их истинная сущность.
Она молча смотрела на него, откровенно оценивая, а затем решительно кивнула:
– Прекрасно. Именно то, что мне нужно. То, что нужно отцу.
С этими словами она пошла дальше. Джерард был несколько удивлен ее ответом – оказывается, это не он делает ей одолжение, а она – ему!
Возможность ее отказа вынудила его вести себя немного иначе. Он поравнялся с ней и бросил осторожный взгляд в ее сторону. Абсолютно бесстрастное лицо, полуприкрытые глаза...
– Итак ...
Она все-таки вынудила его задать простой вопрос:
– Вы будете мне позировать?
Жаклин снова остановилась и повернулась к нему. Впервые он ощутил, что видит не просто поверхность, а то, что за ней кроется. Что она позволяет ему почувствовать, кем на самом деле является и какой силой обладает. Наверное, в этом и кроется причина ее хладнокровия, уверенности в себе, которые так редко можно обнаружить в молодых леди ее возраста ...
– Сколько вам лет?
– А что? – опешила она. – Какое это имеет значение?
Джерард раздраженно поджал губы, но все же удостоил се ответом:
– М не необходимо узнать вас лучше, и тут имеет значение каждая мелочь. Я буду задавать вам множество вопросов, так что ничему не удивляйтесь.
Девушка поколебалась. Он почувствовал ее отчуждение и настороженность.
– Мне двадцать три, – бросила она и, вздернув подбородок, в свою очередь поинтересовалась: – А вам?
Он понял, что его стремятся отвлечь, но все же спокойно ответил:
– Двадцать девять.
– А на вид вы кажетесь гораздо старше, – удивилась девушка.
До чего же было трудно сохранять надменность, когда она так решительно игнорировала все приличия!
– Знаю.
Неброская элегантность, которую он впитал в окружении Кинстеров, заставляла его казаться куда более зрелым человеком.
– Вы тоже, – неожиданно признался он и при этом не солгал.
Она ответила мимолетной улыбкой, искренней, хотя и суховатой. Первой непринужденной улыбкой, которую он увидел. Увидел и воспылал желанием видеть как можно больше таких улыбок.
Они немного постояли, изучая друг друга, после чего он выдавил:
– Вы так и не ответили на мой вопрос.
Она немного помолчала. Потом уголки ее губ медленно приподнялись. Развернувшись, она направилась обратно в гостиную.
– Если вы хотя бы наполовину такой художник, каким себя считаете ... – она оглянулась, поймала его взгляд и снова устремилась вперед, – тогда да, я буду вам позировать. – До него донеслись ее последние слова: – Думаю, папа сделал хороший выбор.
Он смотрел ей вслед, прекрасно понимая замаскированный вызов, который она только что бросила.
Чем он мог ответить? Только устремить взгляд на ее обнаженную шею, позволив этому взгляду ласкающе скользнуть по ее спине, к бедрам, щиколоткам ...
Наконец он встрепенулся и последовал за ней.
Джерард провел бессонную ночь и встретил рассвет на балконе, любуясь поднимавшимся над садами солнцем.
Всю ночь он думал о Жаклин Трегоннинг.
Как же она не похожа на ту капризную молодую леди, которую он себе представлял! И потом, они оказались ближе по возрасту, чем он предполагал, хотя его жизненный опыт был куда больше. Но, несмотря на это, и в ее жизни должна была случиться какая-то трагедия, какой-то несчастный случай, успевший так се закалить. Недаром он сразу почувствовал сталь в ее характере! Это не просто внутренняя сила, дремлющая до поры, а зрелость, прошедшая нелегкие испытания. Эта девушка обладала душевным мужеством человека, способного выжить при любых обстоятельствах.
И поэтому невольно возникал вопрос: что же ей пришлось пережить? Именно это нечто стало причиной теней, таившихся в ее глазах. Пусть она исполнена уверенности в себе, все же на душе у нее тяжело. Она не беспечна, как следовало бы в ее годы и в ее положении. Нет, не печаль окрашивала каждое ее слово, во всяком случае, не обычная печаль: ведь по натуре она совсем не холодна и не чопорна.
Обида? Возможно. Но кто-то или что-то стали причиной ее сдержанности, ее отчуждения от окружающих. Это не в ее характере. Но это ее сознательный выбор, по крайней мере, ему так казалось.
Что и когда случилось с ней, и почему последствия до сих пор так на нее влияют?
Но тут явился Комптон с водой для бритья. Джерард ушел с балкона, чтобы побриться и одеться. По пути вниз он припомнил другой вопрос, терзавший его после вечерней прогулки.
Что Жаклин хотела сказать, утверждая, что она и отец нуждались в портрете, способном показать ... Что именно?
Хмурый и невеселый, он вошел в утреннюю столовую.
Из-за того, что его комната находилась в конце самого дальнего крыла, он пришел последним. Склонил голову перед лордом Трегоннингом, сидевшим во главе стола, кивнул Миллисент и Жаклин и направился к буфету.
Тредл ловко поднял крышки с блюд. Наполнив тарелку, Джерард вернулся к столу и сел рядом с Барнаби, напротив Жаклин.
Она выглядела ... на язык просилось слово «неотразимая», как бы брезгливо он ни относился к столь цветистому стилю. Она была просто восхитительна в платье из муслина цвета слоновой кости с узором из золотистых и зеленых дубовых Листьев.
Джерард уселся поудобнее и потянулся за кофейником.
Барнаби ухмыльнулся, но ничего не сказал и принялся с аппетитом поедать ветчину и кеджери [1] .