Джерард и спящий оставался собственником. И защитником.

И неожиданно теплое чувство, отчасти восторг, отчасти простая радость, поднялось в ней, нахлынуло и медленно улеглось.

Каков будет ее ответ, когда он спросит?

Готова ли она жить остаток жизни без него, без его теплого тела, без простой радости, без чувства защищенности?

Ответ на это можно не искать. Он всегда тут, в ее голове, ясный и четкий. Неоспоримо правдивый.

Любовь ли это? Любит ли она его? Она все-таки не была до конца уверена. Стоит еще подумать об этом ... но пока ... что делать пока? Как ей вести себя с ним? Как сохранять терпение?

Жаклин вздохнула, попыталась решить, что делать, и ... и заснула.

Глава 19

Наутро Жаклин вошла в утреннюю столовую и увидела сидевшего за столом Джерарда. Перед ним стояла тарелка с ветчиной и колбасками. Встретившись с ней взглядом, он пробормотал приветствие.

Пожилые дамы не спускались к завтраку; обычно, кроме нее, по утрам здесь никого не было. Когда Жаклин проснулась, оказалось, что Джерард уже ушел. Учитывая их немного странные отношения, она со смешанным чувством уселась напротив и кивнула Мастерсу, налившему ей чая. Почти репетиция сцены, которая в будущем должна регулярно повторяться.

Мастерс отступил. Джерард поставил чашку с кофе, прежде чем объявить:

– Сегодня утром я получил записку от Пейшенс. Она и Вейн со всем выводком уезжают днем в Кент. И поскольку за ночь я успел выспаться, то подумываю поехать и попрощаться с ними. Если ты свободна, может, присоединишься ко мне? Ты ведь обещала Терезе, а она ничего не забывает.

Жаклин, ожидавшая провести скучнейший день взаперти, мгновенно оживилась.

– Спасибо, я с удовольствием!

Помимо всего прочего, у нее появился шанс разубедить Пейшенс в том, что касалось их с Джерардом отношений, тем более что сестра знала брата лучше, чем кто бы то ни было.

Они отправились в путь после завтрака, как только Жаклин переоделась. День выдался теплым и солнечным, поэтому они решили пройти пешком несколько кварталов до Керзон-стрит.

Дверь открыл Брэдшо. Обстановка в особняке сильно напоминала сумасшедший дом. В холле уже громоздились ящики, коробки и чемоданы; лакеи и горничные ошалело метались из комнаты в комнату.

– А вот и вы! – воскликнула Пейшенс, помахав им с галереи. – Какое счастье!

Поспешно сбежав вниз, она с одинаковым энтузиазмом стала обнимать Джерарда и Жаклин.

– Мы решили попрощаться с чудовищами, – пояснил Джерард.

Пейшенс прижала руку к сердцу.

– Если сумеете отвлечь их хотя бы на полчаса, я буду у вас в вечном долгу. Они желают помочь и уже успели довести половину слуг до безумия.

Жаклин, улыбаясь, шагнула к лестнице.

– Они в детской?

– Да. Идите наверх. Вы знаете дорогу, – бросила Пейшенс, поворачиваясь к подбежавшей экономке.

Они провели с детьми почти час. Джерард сидел с мальчиками на полу, рисуя и рассказывая о своих приключениях. Жаклин устроилась у окна, посадила Терезу себе на колени и, играя с лентами, развлекала девочку историями о принцессах и единорогах.

Перевязывая Терезе бантики в третий раз, Жаклин краем глаза наблюдала, как Джерард обращается с мальчиками. Похоже, они были большими друзьями и с Терезой тоже. Но малышка, очевидно, выбрала компаньонкой Жаклин и требовала всего ее внимания, в полной убежденности, что имеет на это право. Словно считала Жаклин кем-то вроде Джерарда, только в женском обличье.

Жаклин старалась не придавать большого значения поступкам маленькой девочки, но сделать это было сложно: в огромных голубых глазах Терезы сияла абсолютная уверенность ... а ведь она не видела Джерарда и Жаклин в другой обстановке. Неужели все так очевидно даже младенцам?

Наконец за детьми явились две няни и увели их обедать. Мальчики шумно попрощались. Тереза с достоинством кивнула:

– Приезжай вместе с дядей Джерардом, когда он навестит нас в деревне.

Жаклин, присев на корточки, дернула Терезу за косичку.

– Постараюсь, но у меня может не получиться.

Тереза было нахмурилась, но тут подошел Джерард, и девочка, сразу просветлев, взмахнула ручонками. Джерард послушно подкинул ее в воздух.

Жаклин поднялась. Тереза крепко обняла Джерарда и прошептала что-то на ухо. Он взглянул на Жаклин, потом на Терезу. Та положила головку ему на плечо.

– Хорошо, но ... – Он пощекотал малышку. Та взвизгнула. – Ах ты, дьяволенок ... я уверен.

Тереза хихикала и извивалась. Джерард поставил ее на ноги и подождал, пока она подбежит к няне. Уже в дверях она обернулась и послала поцелуи ему и Жаклин. Веселый смех еще долго слышался в коридоре.

Джерард, улыбаясь, взял руку Жаклин.

– О чем она спросила? – не выдержала девушка.

Джерард пожал плечами:

– Когда я в следующий раз приеду их навестить.

Ей хотелось допросить его как следует, но она не осмелилась. Это не игра. Не стоит торопить события, тем более что она еще не приняла решение.

Спустившись вниз, они попрощались с Пейшенс; та рассеянно обняла их, явно занятая своими проблемами.

– Увидимся на празднике лета, – пробормотала она, ни к кому в особенности не обращаясь. Поэтому Жаклин ничего не ответила, хотя слышала о летнем празднике, который устраивал клан Кинстеров в поместье герцога.

Они нашли Вейна в кабинете по уши погруженным в финансовые отчеты. Однако он улыбнулся, поднялся, пожал им руки и окинул Жаклин теплым взглядом, словно считал ее чем-то большим, чем просто другом.

Выходя из кабинета, Жаклин вдруг сообразила, что никто и не обращался с ней как с «другом» Джерарда. В таком случае кто она?

Но она еще не решила, кем может и кем согласна быть.

Они вернулись в вестибюль. Джерард помедлил посреди всего этого хаоса, огляделся и взял ее за руку.

– Пойдем ... я хочу тебе что-то показать.

Он повел ее в столовую, где вся мебель уже скрывалась под чехлами из голландского полотна. Они подошли к камину, над которым висела картина.

И эта картина мгновенно привлекла внимание Жаклин. Притянула словно магнитом. Перед ней был портрет Пейшенс, сидевшей в окружении всех троих детей. Не было никаких сомнений в том, кто был автором портрета.

Жаклин не могла оторвать глаз от лица Пейшенс. Отраженные на нем эмоции трогали сердце, успокаивали душу, позволяли верить, что этот мир хорош и все в нем будет хорошо, пока на свете существуют такие всепоглощающие чувства ...

– Из всех портретов с детьми, которые я писал, этот значит для меня больше других, – тихо пояснил Джерард. – Пейшенс много лет была мне вместо матери. Для меня этот портрет означал последний этап взросления. Словно изобразив на холсте ее любовь к детям, ту бесконечную глубину, которой не найти в других отношениях, я отпустил ее. – Его губы слегка дернулись, – И возможно, позволил ей уйти.