Аделаида упрямо выдвинула подбородок.
– Мы поедем в Ньюмаркет. Не можешь же ты отправляться в дорогу одна!
Прис послада ей мимолетную улыбку и взглянула на Юджинию Та кивнула и спокойно сложила кружева.
– Она права, дорогая. Иного выхода я не вижу Я слишком люблю Раса, чтобы позволить ему распутывать эту историю в одиночку, и если там действительно творится нечто противозаконное, всякая переписка по этому поводу – чересчур большой риск. Понимаю, ты хочешь предупредить его, но что, если письмо попадет в чужие руки? Нужно потолковать с ним с глазу на глаз. Итак! – Сложив руки на груде кружев, Юджиния вопросительно уставилась на Прис: – Какую историю мы расскажем твоему отцу, чтобы объяснить, что нам вдруг так понадобилось в Англии?
Сентябрь 1831 года
Ньюмаркет, графство Суффдлк
– Я надеялся еще побыть в относительной тишине и спокойствии.
Захлопнув за собой дверь кофейни «Ветка и сучок» на нью-маркетской Хай-стрит, Диллон Кэкстон зашагал по тротуару рядом с Барнаби Адэром.
– К несчастью, солнце выманило из домов толпы маменек с дочерьми.
Рассматривая экипажи, проезжавшие по мостовой, Диллон вымученно улыбнулся и приветствовал двух матрон с разом просиявшими дочерьми.
– Идем скорее, – прошипел он. – Если мы хотя бы на минуту остановимся, это расценят как приглашение к атаке.
Барнаби, усмехнувшись, последовал его совету.
– Похоже, ты еще больше разочарован милыми созданиями, чем в свое время Джерард.
– Конечно, ты, живя в Лондоне, привык к худшему, но пожалей нас, бедняг, кто ценит буколическое существование. Для нас даже малый сезон – нежеланное напоминание о том, чего мы так отчаянно пытаемся избежать.
– По крайней мере последняя загадка – превосходный предлог оказаться в другом месте и делать все, что пожелаешь.
Услышав, что очередная матрона требует от кучера остановиться в десяти шагах впереди, Диллон тихо выругался.
– Насколько я понял, леди Кершо собирается вдоволь напиться нашей крови.
Ее светлость, местная блюстительница этикета, повелительно поманила молодых джентльменов. Ничего не поделаешь: пришлось покорно идти к экипажу. Диллон обменялся приветствиями с леди и ее дочерью Марго, после чего представил им Барнаби. Несколько минут они беспечно болтали, но Диллон краем глаза заметил заинтересованные взгляды дам Вскоре у обочины выстроилась вереница экипажей. Украдкой взглянув на Барнаби, делавшего все возможное, чтобы оправдать ожидания мисс Кершо, Диллон поморщился. Подумать только, какую картину они собой представляют: он смуглый, с темными локонами, недавно введенными в моду знаменитым поэтом, и Барнаби, златокудрый Адонис со светлыми волосами и ярко-голубыми глазами. Просто идеальное сочетание. И поскольку светское общество Ньюмаркета было весьма ограниченно, неудивительно, что дамы выстраивались в очередь, чтобы привлечь внимание интересных джентльменов. Цель же последних, «Жокей-клуб», находилась в сотне ярдов отсюда: приходилось принимать брошенный вызов. Они держались достойно, уверенно, сказывалась практика общения в бальных залах лондонского света. Несмотря на любовь к буколической жизни, которую сумела обеспечить его кузина Флик – Фелисити Кинстер, – последние десять лет Диллон провел достаточно времени в вихре светской жизни и в столице, и в других городах, где, по выражению Флик, сохранял форму, продолжая практиковаться.
До его грехопадения и скандала, перевернувшего всю жизнь, он всегда полагал, что когда-нибудь женится и заведет детишек. Потратив последние десять лет на то, чтобы как-то упорядочить свое существование, заплатить долги, материальные и моральные, вновь восстановить свою честь в глазах тех, кто был ему небезразличен, он привык к уединенному существованию ничем не обремененного джентльмена.
Улыбнувшись леди Кеннеди, третьей по счету матроне, которой удалось его задержать, Диллон распрощался, позвал Барнаби и продолжал путь. Изредка он бросал взгляды на ожидающие экипажи и их прелестных пассажирок. Никто не пробуждал в нем даже отдаленного интереса. Ни одно милое личико не разожгло в нем любопытства.
К несчастью, репутация человека с каменным сердцем, равнодушного к женским чарам, только подливала масла в огонь надежд местных леди. Многие считали его безразличие личным вызовом, а самого Диллона – чем-то вроде дезертира, которого давно следует поймать и хорошенько взнуздать. А их мамаши!.. С каждым годом Диллону приходилось проявлять все больше осторожности, чтобы заранее разгадать очередную ловушку из тех, что расставляют матроны для ловли простаков.
Те немногие леди, которых он иногда укладывал в постель, не гнушались хитроумными планами. Последняя любовница пыталась убедить Диллона в бесчисленных преимуществах, которые он обретет, если женится на ее племяннице. Указанные преимущества не исключали и ее прелестное тело.
Он не разозлился. Даже не удивился. Просто был почти готов отказаться от всех мыслей о женитьбе.
– Миссис Картуэлл! Рад встрече, мадам.
Пожав протянутую руку надменной дамы, Диллон поклонился ослепительному видению, сидевшему рядом с миссис Картуэлл, после чего отступил и представил Барнаби. Последний обменялся любезностями с прекрасной мисс Картуэлл. Искренне благодарный другу, Диллон предоставил ему править бал.
Миссис Картуэлл сосредоточенно дирижировала беседой между дочерью и Барнаби, третьим сыном графа и столь же завидным женихом, как сам Диллон. Оставленный на произвол судьбы, Диллон вновь вернулся мыслями к тому делу, которое они с Барнаби обсуждали в «Ветке и сучке». Друзья выбрали самую тихую кофейню, посещаемую обычными людьми, а не клубное заведение, обожаемое любителями скачек, по той причине, что предмет их разговора вызвал бы немало слухов и сплетен среди последних.
Они стремились всеми силами избежать очередного скандала, связанного со скачками.
На этот раз Диллон не оказался по ту сторону добра, ангелы завербовали его по требованию всемогущего комитета «Жокей-клуба», чтобы проверить слухи об аферах со скачками, которые стали ходить после недавнего весеннего сезона.
Это требование служило также открытым и безоговорочным вотумом доверия, объявлением, что комитет считал грехи юности прощенными и грифельную доску – вытертой начисто. Более того, это было откровенным заявлением, что комитет верит в его честность и осмотрительность, преданность миру скачек и коневодства, которым руководил комитет и которому так долго служили он и его отец.
Его отец, генерал Кэкстон, давно ушел на покой, и теперь Диллон стал хранителем Реестра пород и Книги родословных, двух официальных столпов коневодства и скачек в Англии. И поскольку распространялись они из Лондона, Диллон завербовал под свои знамена достопочтенного Барнаби Адэра, доброго друга Джерарда Деббингтона. Диллон много лет знал Джерарда, оба были вхожи в семью влиятельных и могущественных Кинстеров. Недавно Барнаби помог Джерарду раскрыть жестокое убийство. Когда Диллон упомянул о возможном мошенничестве на скачках, глаза Барнаби загорелись. Разговор произошел в конце июля, Барнаби провел тщательное расследование и сообщил, что, хотя слухи казались весьма недостоверными, многие лошади, считавшиеся фаворитами, неожиданно пришли к финишу в числе последних и люди, поставившие на них, потеряли немалые суммы. Конечно, никто не находил в этом чего-то особенного: на скачках всякое бывает Доказательств не было. Ничего, что позволило бы сделать следующий шаг.